О детоненавистничестве мужчин и женщин

Говоря о культе Губительницы детей нельзя не остановиться на одном небезынтересном моменте, касающемся превалирующей готовности молодых матерей и отцов убить ребенка, нежели выращивать его.

С глубокой древности отношение к детям характеризовалось брезгливостью, которая сама по себе была достаточно веским поводом, чтобы убить чужеродную тварь, своего рода паразитирующий организм, появившийся в коллективе, в герметичном национальном домене. Порочность ребенка как такового имеет достаточно сложную структуру, на которой мы сейчас не будем останавливаться, но совершенно очевидно, что она послужила причиной сегрегации менструирующих женщин, которые пытались повторить деяние мужа, создавшего их, но выбрали для этого ложный способ.

Мы можем найти немало свидетельств пренебрежения к детям в истории, но если мы станем искать их, то в некотором роде признаем постепенное "схождение феномена на нет", которое будто бы происходит по мере приобщения людей к культурным ценностям (как если бы человечество сообща нашло их на дороге и решило приобщиться). В наши дни официальная точка зрения гласит, что мать дорожит жизнью своего ребенка. Женщины и мужчины воспитаны в этом духе и действительно считают, что в случае гибели ребенка им полагается имитировать некие истеричные поведенческие образцы, известные из книг и кинофильмов. Считается почти невозможным для женщины не ставить жизнь ребенка превыше всего, а между тем подавляющее большинство матерей готовы отделаться от потомства любым способом, и это не относится исключительно к "неблагополучным" семьям, хотя и таким ныне инкриминируется что угодно, кроме неприязни к детям.

Каждая молодая мать, если она в здравом уме, молится духам, чтобы те забрали ребенка, в то время как молодые отцы делают все, чтобы навредить ребенку и свести его жизнь на нет. Нельзя закрывать глаза на эти непреложные факты.

Кому выгодно поощрять пропаганду "любвеобильности к детям"? Мы полагаем, что иудеохристианские ценности в этом деле играют сугубо второстепенную роль. В самом деле, инфантилизм как идеал не представляется аргументом, который сам по себе мог бы кого-нибудь убедить.

Мы твердо убеждены в том, что сложившееся на сегодня положение является результатом мести, причем мести личной.

Прежде чем нам инкриминируют склонность к обобщениям, хотелось бы сделать два замечания:

1) Мы считаем, что нет ничего предосудительного в том, чтобы обобщить всех людей и оперировать ими как массой лишнего материала. Тем не менее, в данном случае мы используем для операций конструкт, предполагающий частные случаи в общем и личные ситуации в стандартной структуре.

2) Говоря о Соломоне, мы не ставим своей задачей эксклюзивное выделение его как метаисторической фигуры, а всего человечества как результата мести именно этой исторической фигуре. Напротив, в условном порядке допуская частные случаи в массе лишнего материала, мы рассматриваем каждого мужчину как метаисторическую фигуру, не только эксклюзивно противостоящую субъекту мести и испытывающую на себе ее последствия, но и структурно связанную с местью, в связи с чем позволительно говорить о таковой.

Таким образом, мы видим, что метаисторическая фигура в целях позерства объявляет Губительницу детей отвратительной, в результате чего происходит следующее: женщина, созданная этой метаисторической фигурой для временных услад, превращается в некую злобную гарпию, наделяемую извращенным вкусом, и влюбляется в отвратительных зародышей, в паразитов, оккупирующих коллектив. Эта болезнь постепенно охватывает и ум самого мужчины, он создает на основании галлюцинаций новые законы, новые социальные договоры, переворачивающие все разумные представления о чувстве меры; в конце концов он уподобляется женщине, которая в свою очередь уподобляется нечистоте, выделению своего тела.

Достаточно чудовищным на этом фоне выглядит и раздвоение, ведь, как мы уже отметили, в глубине души и не только в неосознанной глубине все молодые матери и отцы взывают к богам, чтобы те бесследно удалили печально напоминающий о роковых ошибках плод. Подобно профаническим ритуалам бритья и ухода за собой забота о детях становится тем условием общественного договора, которое должно во всей красе представить ужас падения - в случае метаисторической фигуры; и необратимого распада в случае лишнего материала.

Нельзя упускать из вида и еще одно немаловажное обстоятельство - это именно Губительница детей становится той, кто все-таки снисходит к мольбам матерей и отцов, это именно к ней обращаются посредством специфических амулетов и заговоров, она убивает детей в любом случае, их смерть может быть отложена на достаточно краткий срок одной человеческой жизни, но не отменена. Тем самым следует отмести обвинения в так называемой несправедливости условий договора, если мы остаемся в его рамках и не говорим о том, что лишний материал отмирает сам без всякого отношения к ней.

Нам подсказывают, что библейские богини Элохимы еще задолго до Соломона поставили человека перед сложившейся ситуацией, намекнув на болезненность порождения детей (а боль человек всегда и при любых обстоятельствах стремится удалить). Однако, мы хотели бы заметить, во-первых, что деяния метаисторической фигуры повторяют примерные образцы и потому ни о каком "задолго" речи быть не может; и во-вторых, если все-же рассматривать это конкретное и относящееся к частной национальной традиции "задолго", то и в этом случае имеет место аналогичный, детально описанный проступок, заключающийся в объявлении Бога отвратительным.

Следует подчеркнуть, что декларация отвращения в подобном случае не равносильна отношению "коллектива", представляющего медитативную канву для деятельности центральной фигуры и ее - декларируемого в конечном счете - решения.

Следуя собственной праедестинации, этот фигурант принимает решение, определяющее модусы взаимодействия с Сакральным, в случае детоненавистничества это модус считающего себя отверженным сына, из чего следует фиксация на образе матери, помимо которой никто не сможет забрать данную жизнь.

Мы ни в коей мере не умаляем важности фигуры матери, но хотели бы отметить, что элемент материнства не может считаться "превалирующим" в той или иной сущности настолько, чтобы делать выводы о парадигме, которая представляет собой нечто меньшее, чем просто набор качеств или свойств, потому что парадигма, вечно существующая, всегда меньше проявленного посредством взгляда благородных существ. Также надо отметить, что наделение или ошибочное ненаделение определенного существа каким-либо "качеством" не всегда может рассматриваться как адекватный способ передать почтение в рамках субординации, и только благородному существу известно, насколько болезненной может быть ошибка. По мере измельчания существ мельчают и их чувства - то, что кажется пустяком для подчиненного, разрушает космос, когда достигает вышестоящего. Нет никакого ущемления прав низших в том, что они немного страдают - немного страданий и неприятностей, растянутых на короткий срок - это самое малое, чем можно отплатить за одну слезу благородного существа.