Лежащее на поверхности

Начиная с той дневниковой записи, в которой Ньютон сложил из своего имени латинский стишок про Иегову, наука базируется на неотрицании очевидного, что, однако, не может не вызывать некоторое недоумение, поскольку никому не очевидна внутреннесть микропроцессора, созданного посредством слепого копирования примерных, всегда существовавших образцов.

Мы знаем о том, что микропроцессоры зародились сами собою в кремниевых пластинах, которые слежались вовнутри земли, и если это очевидное - оно лежит на поверхности, то верно и с точки зрения современной науки, которая в данном случае принимает точку зрения Традиции. Никто не может отрицать очевидного - того, что самолет поднимается в небо посредством невидимых сил, которые в свою очередь неизвестны науке и неочевидны. Они не лежали на поверхности, в отличие от всякого рода прописных букв, с которым в обнимку плясали стихоплеты вроде вышеупомянутого Ньютона.

Так называемое неотрицание очевидного в действительности не имеет прямой связи с принятым ныне строгим научным подходом, потому что он базируется исключительно на соображениях укладчивости наблюдаемого и ни на чем более - как это и было всегда после Ньютона. Если чего-то не наблюдается, но оно может быть легко принято на веру, то оно и оказывается строго научно верным, на что, кстати говоря, намекает и великолепное, но верное с точностью до наоборот название комедийной телепередачи "очевидное невероятное".

С давних пор лежащее на поверхности было принято подвергать особенному сомнению, однако этот критический метод сам по себе начинает ставиться под сомнение уже в первых веках до н. э., когда зарождается доктрина лежащей на поверхности некоей драгоценности, столь популярная в наши дни. Эта драматическая доктрина базируется на чувственно-эмоциональном анализе ментального склада низших каст, к торжеству которых постепенно, в согласии с Традицией, склонялась чаша весов. Нарекая лежащее на поверхности а) драгоценностью; б) не видной в спешке житейской; авторы доктрины предопределяют комплекс (беспочвенного) самоуважения, неизбежного в случае запримечивания этой великой драгоценности любым человеком. На самом деле она просто лежит на поверхности - и потому скорее всего является ложью, если в традиционных источниках однозначно не доказано обратное.

Одно волшебное свойство доктрины лежащей драгоценности удачно подмечает чжаньский буддизм. Дело в том, что в дискурсе коана лежащая на поверхности драгоценность а) не имеет собственной значимости; б) не является неоспоримой. Под очевидностью драгоценности открывается другая онтологическая размерность, в свете чего драгоценность трактуется как медитативная канва. Эта политика компромисса между здравым смыслом и заигрыванием с мелколичностными амбициями достаточно неприятна, да она входит в противоречие с божественной прямотой нележащего на поверхности и неочевидного.

Однажды каждый адепт останется совершенно один, и не исключено, что он попадет в тот мир, где его облачениями станут самые сокровенные мечты. Подготовка к этому непростому событию должна состоять в прямом обращении к вышеназванным мечтам, облачении в их форму и изыскании необходимых регалий, которые могут, в хорошем случае, спасти от худшего. Скоротечность жизни полностью исключает возможность даже самого краткого раздумия над любым из коанов, и тем самым мы не хотим сказать, что решение коана должно быть спонтанным. Действительно, оно должно и только тогда может быть верным, однако путь, ведущий к одной - первой и последней - легкости решения может оказаться чересчур дорогим. Стоит задуматься над тем, как двусмысленно должны себя чувствовать адепты, для которых актуальное воплощение не является последним, ведь они никогда не узнают, является-ли в поте лица решаемый коан именно тем, что отложило конец.

Мы полагаем, что прелесть коана неоспорима безотносительно пресловутой сотерической нагрузки. Как метод демонстрации нетварных искусств, которыми владеет высшее существо, коан достоин всяческого почитания.

См. тж. Несостоятельность бритвы Оккама