Гарантийный стандарт индийского кино

Существенная проблема в социополитической и экономической жизни современной Индии, обусловленная консерватизмом переживания старых обычаев, традиционность которых, однако, может быть поставлена под сомнение, с неизбежностью накладывает свой отпечаток на все сферы индийской культуры, включая кинематограф.



В известном кинофильме "я-брахман" под флером агхорической романтики озвучивается основная социокультурная идея популярного шиваизма, которая, также как и буддизм, ответом на который она становится, не может быть понята прозападной аудиторией, на что систематически указывают наиболее (в определенных пределах) честные религиозные деятели как буддистского, так и мета-индуистского лагеря. Это относится не только к находящимся за пределами Индии поклонникам миролюбивой индийской духовности. Далеко не факт, что иммигрант, ведущий образ жизни неприкасаемого, сможет в достаточной мере преодолеть обаяние экзотизма своего положения - скорее всего, на становление в статусе низшей касты должно потребоваться несколько поколений упорного труда, но и в таком случае едва-ли будет найден компромисс между генетическим качеством новоявленного шудры и аутентичным плодом многих тысяч лет геноцида и вырождения.

Осмысляя воспитательную функцию индийского кинематографа, которая не может быть поставлена под сомнение, следует понимать, что комичные "мюзиклы", которые видит европеец, в основе своей представляют густой поток пропаганды правильной логики поведения, способствующей спасению сотен миллионов индусов от невыносимого гнета бытия.

В фигуре героя картины "я брахман" западный зритель усмотрит почти христианские мотивы величия человеческого духа, он увидит "богочеловека", не чурающегося самых низов общества. Между тем, этот агхора не является чем-то исключительным и на протяжение фильма в основном занят выполнением задачи, поставленной перед ним наставником; следуя своей праедестинации, он отрицает ложный род и придерживается логики поведения агхора. Основным благим посылом кинофильма является гарантия праведности того, кто следует поведенческому стандарту - следуя стандарту, Брахман - жрец, личность которого является структурным компонентом Брахматменасамджнаны, - имеет силу освободить от мучений следующего стандарту неприкасаемого.



Учитывая изложенное, несложно будет понять, насколько неправомерны обвинения к кинофильму в том, что он задействует ложные художественные методы в том, что касается сцены экзекуции злодеев. Есть основания считать, что разительное отличие освобождения от неосвобождения удобнее всего было бы выразить демонстрацией "плохого перерождения", а не избиения. Однако, позвольте заметить, что в кинофильме не только не сказано, что злодеев ожидает "плохое перерождение", но и по-умолчанию утверждается, что их судьба выгодно отличается от судьбы положительной героини: во-первых, они страдают только несколько минут; во-вторых, они так-же, как и она, умирают лично от руки гневного бога. Мы видим, что судить о художественных методах было бы чревато бесконечными оговорками и самовоспроизводящимися отрицаниями.

Остается заметить, что в переводах кинофильма, изобилующих и другими режущими слух неточностями, словом "бог" обозначаются как "свами", так и "брахман". Первое является эпитетом представителя высшей касты, к которому обращаются молящиеся (в сцене с безногим-безруким жрецом и в сцене моления избитой девушки). Второе используется в формуле aham brahmasmi (я есмь брахман), звучащей из уст агхора. Наставник нашего героя не употребляет местоимения "мы", как в субтитрах, а говорит "я".