Сказание о хуякисовом царстве

...Последователи с искренним энтузиазмом подхватывали идеи, которые она им преподносила - для этого было достаточно одного слова, которое те начинали повторять, как если бы высказывали давно назревшее, томившееся доселе в глубинах, но прорезавшееся, вырвавшееся из темноты на волю. Владычица же действовала с полным сознанием своей силы, была чужда всякоей импульсивности и понимала ответственность - не хотела вредить по пустякам, приберегая основной калибр для реализации достойных целей.


К примеру, чтобы только испытать очарованного ею человека - мужчину или женщину - она велела тому не "умереть", а "попытаться покончить с собой", на что последователь, облизывая когти поднесенной к его лицу руки, отвечал: "о да, моя любимая госпожа, я хочу попытаться покончить с собой; я сделаю это"; - и это бывало сначала высказано, а затем сделано, как по учебнику, так что испытание свершалось, но овцы в конечном счете оставались целы.

И была у них особая книга, которую они читали, когда были очарованы, и по сему признаку легко было вычислить всякого самозванца - тот заветной книжицы не открывал, на тех же, кто делал это, взирал, как на болванов. В книжице описывались какие-то диковинные птицедемоны под предводительством пузыря-снегиря, а называлось сие священное писание глупенько, вроде "Крошка Арахис" или "Хуякис пробужденный".

И появилась в мире ослозадая девица, которая владела силою противостоять магии владычицы и изменять природу материальных, равно как и духовных вещей, и поселилась среди других, в своем теле вмещая порядочно всяких не только психологических приемчиков, но и полноценных сознаний-личностей, что делало ее бесподобной мастерицей в антиповеденческих практиках, и отвели ей место в углу неофитов. Вселенная, что в глазах ее обитателей под воздействием магии представала огромным миром, вне подчиняющего излучения владычицы являла собой что-то вроде одноэтажного барака с многоэтажными нарами, в коем царила пространственная сегрегация, в действительности не имевшая радиальной структуры.

И был у владычицы верный паж - первый человек, которого она подвергла своей всесильной магии in illo tempore, и паж служил при ней начальником охранки, выявляя вредителей да всяких саботажников, проникших извне под властью безумия, распространяемого врагами. И подселился паж в сраный угол, чтобы возлежать рядом с девицей ослооформленной и статной, и подарил той музыкальный проигрыватель с чудными наушниками-вкладышами, и проигрыватель тот умел играть только грампластинки начала XX века - толстые пластинки, тяжелые и основательные. Среди пластинок же были заговоренные, на поверхности коих записан был голос самой хозяюшки, надиктовывавшей проверочные приказания да рекомендации, и среди тех приказаний была директива читать "Крошку Хуякиса".

И сила ослорожденной была настолько велика, что даже по прямому указанию не начинало сердце девицы радостно биться при мысли о книжице сектантской, однако сила ее подчинялась острому уму, который проливал свет на коварный замысел тайного пажа, который желал осуществить дознание, и закатывала девонька глаза с притворной искренностью, певуче намекая на то, что сама мысль о книжице вводит ее немедля в еротический транс. И стала она выслушивать радиопьесу по мотивам книжицы, и прослушала одну сторону - затем перевернула пластинку и прослушала вторую.

Вот тут и случилось нечто странное. Столкнулись силушки лоб в лоб и стали биться сознания, как волны океанические, и все пошло кувырком - смешались лица и тела, наметился кое-какой переполох. Паж, как тень на крыльях ночи, сурово шагает по опустевшим из-за комендантского часа улицам, а из подвалов глядят маленькие злые глаза - следят недобро за походкою пажа, не представляя, он ли это или кто-то еще, да и сам окаянный паж теряется. Глядит в каждую витрину, выискивая какое-нибудь несоответствие в остеклянелом образе, а в голове роятся подозрения - то чудится, что на него глядит владычица, то кажется, что полностью охмурен ослоногой кудесницей. Тогда госпожа-магиня забила гипнотическую тревогу, вызывает на ковер всех своих приближенных, заканчивая пажем, и ласково велит каждому сделать какую-нибудь мерзость, одному попытаться умереть, ну, это самое простое задание на самом деле, другому пройти голым через торговый ряд, третьему разразиться потоками грязной ругани в адрес священного писания - оскорбить само хуякисово величество, существующее во всяком - в нашем, вашем и их воображении.

И вот дело дошло до пажа, и прошел паж испытание, и свободно вздохнул, вышел от владычицы да стал мало-помалу подбираться к ослохвостой обольстительнице, что вела себя, как обычно, и слушала заезженные пластинки. И стала ослопрестольная повторять одни и те же слова, воспевая великие планы госпожи и всего космического пространства, и была она как бы в окружении разодетых птиц-хуякисов, которые отплясывали сумасшедшее танго да гаркали буковки демонических алфавитов - без запинки, читали быстро, уверенно, но голоса их были весьма странны, как у людей, ни разу до сего момента ничего не сказавших и слывших глухонемыми. И смешалось все в голове у пажа, и метался он, как раненый, загнанный в угол зверь или истребитель с поломанной системою распознавания свой-чужой. И владычица плакала, и слезы ее капали на землю, из которой вырастал чертополох вместо подмаренника, флер коего та хотела вдохнуть ноздрями трепета своего.

Вот так бывает, что даже самое сильное и устойчивое царство падает и предается вечному забвению под влиянием одной скромной ослокрупной девицы, возникающей в нужное время и в нужном месте. Если же та, отрываясь от прослушивания радиопьес, говорит, де, госпожа, слушаюсь и повинуюсь да всем сердцем хочу сделать так, чтобы меня не было нигде, то сему не должен верить разумный муж, просвещенный нашим поучительным повествованием.