Сергей Иванович не мог поверить своим глазам: то, что он увидел, переворачивало его представления - не о чем-то определенном, а обо всем, потому что увиденное относилось, как оказалось, к области формирования фундамента его жизненных установок.
С самого начала жизненного пути Сергей Иванович сформулировал для себя два принципа: 1) ничему не удивляться; 2) все понимать наоборот.
Следование обоим правилам значительно облегчало начальные этапы развития личности, однако со временем стало весьма нетривиальной задачей. Чтобы понять, почему так произошло, стоит понять, что человек по природе своей не только очень забывчив, но и склонен к смещению, к уклону сродни тому, который незаметно переводит движущийся железнодорожный состав на другие - параллельные пути.
Смотрите сами: в тридцатипятилетнем возрасте вы рассматриваете какую-то задачу как чисто умозрительную либо чреватую серьезными опасностями, которых во что бы то ни стало хотелось бы избежать, а к сорока пяти считаете, что заниматься ею на практике - это совершенно обычное дело. Если повезет, вы сможете вспомнить, как именно произошел перелом в оценке, в какой день это случилось и при каких обстоятельствах.
В этом, конечно, нет ничего удивительного, ведь и птица когда-нибудь привыкает летать, змея ползать, а человек читать и писать. Проблема в том, что все это сопровождается забывчивостью, идущей рука об руку с недоверием по отношению к прежним оценкам. Итак, если двадцать лет тому назад вы претворили жизненное правило и поняли что-то наоборот, то сегодня то давно минувшее понимание отдалилось от вас настолько, что стало абстракцией, едва отличимой от любой из тех, которые понимаются не наоборот, а прямо.
Далеко не всегда вы способны последовательно пересмотреть прямые и обратные парадигмы собственного мировоззрения - на это нет времени, потому что человек столько не живет. Некоторые из понятий откладываются на архивные полки сознания, формируя основы, на которые не хотелось бы покушаться.
Поэтому, когда из объектива фотокамеры вылетел романтический ангелок, Сергей Иванович был совершенно не готов ко встрече. Понимаете-ли, сама концепция романтического анлелочка, похожего на махонькую романтическую фею с крылышками, противоречила всем его убеждениям. Принять ангелочка - было делом непростым, как если бы идейного евразийца уговорили переехать в Америку.
Что еще готовит Сергею Ивановичу бессмысленная и беспощадная реальность: тыквенные головы? Ведьмочки в шляпах? Вампиры среди нас? - Вариантов тут несколько, выбирай вволю, добрый человек.
Так или иначе, ангелочек, представившийся как великий князь демонов Азазель, принялся комичным голоском поучать Сергея Ивановича, объясняя тому, что невозможно человеку, как птице, возлететь в небесные пространства, где огонь весьма жгучий опалит нежные покровы давыдовой кольчуги и разрушит хрупкое таинство существования души.
Сергею Ивановичу было от чего схватиться за голову. Все происходившее с ним, казалось, было подстроено так, чтобы в мельчайших деталях опровергать устоявшиеся мировоззренческие постулаты. Начнем с того, откуда именно вылетел ангелок: как птичка, из фотокамеры. Но что такое фотокамера - ерунда какая-то, инструмент служит человеку, а не тот ему, так всегда считал Сергей Иванович.
А что если так и было задумано: сидел этот великий князь в той самой первой фотокамере, которую получил ребенком Сергей Иванович и с которой ходил он на кружок фотографирования?
В кружке том, кстати, он понял одну очень важную вещь про жизнь - про саму правду жизни, а произошло это так: однажды в младшую группу заглянули ребята из старшего кружка, которым, как оказалось, дали задание провести сеанс документальной фотосъемки - съемки занятий в младшей группе фотокружка. Уже одно это формировало ужасающий замкнутый круг, мертвенную петлю безысходности, от которой впору было взвыть. Если бы кто углубился в осмысление этого воплотившегося кошмара, то сию минуту выпрыгнул бы из окна с петлей на шее. Но было и еще одно Жизненное в этой фотосессии: дело в том, что Сергей Иванович под прицелом камер почувствовал себя загнанным в угол, буквально не мог сойти с места и мучительно крутил в руках собственный фотоаппарат, изо всех юношеских сил изображая естественную деятельность, как будто изучал кнопки на камере или вставлял пленку - вставлял снова и снова, доводя самого себя до бепомощного исступления. В этой камере, как оказалось, жил ангелок и его все происходящее пугало не меньше, чем Сергея Ивановича.
А потом анлелок переходил из камеры в камеру. Ну не велико ли разумение жизни в этом духовном существе, если избирает оно путь не прямой, но окольный, который, однако, приводит к далекой цели? Упорен был Сергей Иванович в ученьи, прилежен в штудиях гуманитарного знания, отчаян в поиске путей демонического прорыва, а вышло так, что спасен он оказался маленьким ангелком из обычного фотоаппарата.
И възглагола птица нечистая и рече: "Что тебѣ, Сергие Ивановиче, на высотахъ святыхъ в нихже ни ядять ни пиютъ, ни есть в нихъ пища чловѣца. Нъ ся вси си огньмь поѣдають и попаляють тя. Остави мужа иже есть с тобою и отбѣжи, яко аще взидеши на высоту, то погубять тя."
И схватил ангелок розовенький с волосками золотыми на голове за локоть - легонько дернул да в тот же миг Сергей Иванович провалился под землю. Таково было милосердие существа духовного, называемого душкой за радушный характер, что в награду за настойчивость отверзло оно межатомные врата и просочило Сергея Ивановича прямо в адовы пустоши.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
D.A.O. Rating
Боль это перестимуляция. Сила взаимодействий на небе столь высока, что душа будет чувстовать сплошную боль (безотносительно сути взаимодействий). Причём, в источнике Азазель не предлагает заместо неба переместиться в ад, поскольку там параллельная иерархия, и сила взаимодействий такая же (Азазель горит, как головня в печи земной). Всем оставаться на своих местах.
ОтветитьУдалитьБоль, отраженная в мирах творения концепция которой основана на тяготе разрушения кольчуги Давида, является компонентом переходной ситуации, образующейся на границе между топологиями. Поскольку манифестация демона подразумевает определенный демонический прорыв или разрыв в топологии актуальной обыденности, демоническое присутствие само по себе является травматичным, как снисхождение или восхождение по лестнице между мирами. Несмотря на то, что переход в иной мир формально является переходом в такую же ассиатическую реальность, то есть безболезненным действием, его разрушительный характер обусловлен необходимостью промежуточных состояний, поэтому технически несложное движение про протоптанной ковровой дорожке на лестнице творения не становится таким уж тривиальным делом.
УдалитьСтоит заметить, что убывание из одного и переход в другое, являющееся абсолютным, формирует континуум вечной боли, а именно, вечной не только во временном, но и в целом ряде других измерений, в частности не существующих для низших форм жизни, которые получают отдаленное представление о наличии неизвестных направлений за счет суммы чувственных переживаний, неопределенность которых выливается в определение бесконечной силы, например, бесконечно сильной и всепоглощающей боли, равно как и невыразимого блаженства.
Шаг за порог с точки зрения мира яви представляет собой шаг к порогу или, в лучшем случае шаг в порог - непреодолимый горизонт событий абсолюта формирует пространство с уникальными свойствами, то, что отражается в котором, не всегда находится там, а может и вовсе не существует. Это, в частности, касается фигуры "праведника, утащенного демонами или ангелами на небо или в ад" - такая фигура обретает собственное квази-существование на горизонте событий.
Демоническое присутствие само по себе, как отмечено выше, является разрывом в ассиатической топологии - абсолют подходит на расстояние вытянутой руки и континуум горизонта событий изменяет сами свойства материи физической и духовной, формируя атипичную субгравитонную линзу. На этом основано уменьшение видимых размеров великого демона в этом рассказе и появление формы маленького ангелочка. Следует отметить, что модификация пространства и времени обычно идет рука об руку с появлением исторической перспективы: остаточная форма Сергея Ивановича приходит в колебательное движение, генерируя свет и звук образов и воспоминаний, которые с позиции этого мира являются настоящими: демоноявление происходит как в пространстве, так и во времени, мгновенно приоткрывая исторические перспективы "боли" (первое знакомство со зловещим фотоаппаратом сразу же приводит к травматическому переживанию).
Что касается низа и верха, небес и ада, то в призме декларируемой гностической гео- и антропо-центричной картины мира, сила взаимодействия в них такая же. Однако, с точки зрения учения об абсолюте и непреодолимости порога, их аналогичность или адекватность является свойством горизонта событий.
Существо искусственным образом сохраняется при переходе, иначе нельзя сказать, что именно оно перешло, а не его не стало. В енохической традиции роль консерванта играет "замораживающий" ангел, который препятствует разрушению существ на небесах огнём бога. "Но возва Господь от аггелъ своих старѣйших, грозна, постави у мене, и видѣние аггела того снѣгъ, а руцѣ его — лед, и устуди лице мое, зане не тръпяхъ страха, зноа огненаго". Таким образом, прямо указано, что сила взаимодействий принципиально выше, а так же указано, что существам подготовлена некоторая резервация, вечное неполноценное существование, но вблизи полноты, как в "Зелёной Магии" Вэнса.
ОтветитьУдалитьВопросом остаётся уровень консервирования существ, скажем, по такой шкале: покой, беспокойство, боль, уничтожение. Чем ближе к началу, тем ущербнее, чем дальше - тем разрушительней. Невыразимое блаженство (по шкале = беспокойству) ни в коей мере не является антагонистом боли, потому что оно всего лишь стимуляция, в то время как боль - перестимуляция.
Азазель, обращаясь к Аврааму, даже не рассматривает ущербные варианты, а лишь настоящие, т.е. предельные взаимодействия, которые могли бы иметь место.