Рассвет беглецов

В то время, когда птицы сосредоточенно пищали в скворечниках, возвещая не то близость циклона, не то что-то свое, по бульвару бежал полицейский. Обычное дело, скажете вы, страж порядка всегда найдет себе занятие по душе. Не перевелись богатыри в Россиийской Федерации и дядя Степа мановением жезла останавливает горящий тепловоз да входит на скаку в несущийся лифт.

Но сейчас все иначе.


Беглец сохранил или, напротив, потерял достаточно рассудка для того, чтобы профессиональная выучка тесно сочеталась в его фигуре с чисто животным инстинктом. Бежавший "петлял", выписывая вокруг деревьев косые восьмерки, но делал это не как чрезвычайно умный зверь и не как машина, а скорее как камень, который, сорвавшись с обрыва в пропасть, резво скачет по уступам вниз.

Правая его рука свисает на гниющих вервиях оголенного плечевого мускула - царапается об асфальт, стершимися ногтями хватает пыль. Как он повредил свою руку? Может быть, спасая свою шкуру от неотвратимой беды, задел локтем о последнюю на весь город будку таксофона? Или отлежал, знаете, как бывает, руку отлежишь, а потом не хватило секунды или две на восстановку кровообращения и вляпался бесчувственной рукою в лопасть вентилятора. А может хотел исправить вывих, но переусердствовал.

Так или иначе, он никогда не станет прежним и будет убегать, пока теплится в его теле жизненный дух. Убегать может и половина тела и даже треть.

Загнанный в угол человек становится опасным. Я видел, как это происходит: в первые секунды он озирается и вы уже начинаете испытывать беспокойство - не бросится ли этот сумасшедший на вас с бритвою? Не преодолен ли кризис и не теплится ли искорка духа в болотистых, затумененных очах? Но он осоловело поводит головой, мычит и, смертельно бледный, поворачивается в сторону угла. В этот момен в его сознании царит только одно побуждение: невзирая ни на что, БЕЖАТЬ. И он бежит сквозь бетонную стену столь же эффективно, как побежал бы сквозь бронированную дверь или толщу скальной породы. Бежит, не останавливаясь, как камень, ловко прыгающий в пропасть; бежит до тех пор, пока не убегает. Тогда он может себе позволить минутную передышку - обманчивый, как мартовское солнце, покой.

Что повлияло на жителей моего города, моей страны, а может и всего мира - вирус? Бактерия? Солнечное или лунное излучение? Природная радиация или гнев антиподов? Почему спаслись лишь те несчастные, которые, как это сделал и ваш покорный слуга, оказавшийся в первой группе испытавших на себе воздействие напасти, сокрылись во темных областях подгорорных рек и трасс? Я помню тихие заводи и сухие каменные пещеры, в которых догорали искорки надежд, но все закончилось и мы, потерявшие страх или "переболевшие им", разбрелись по обезображенным кошмарами улицам зеленеющих городских районов. А знаете что: не испытывать страха не менее страшно, чем околевать в загнанном углу от всепоглощающего прессинга паники. Это не менее, а может быть и более опасно, ведь страх, как и боль, зачастую - очень редко и без четкой системы, но все же исполняет определенную функцию. Не испытывающему боли ничего не стоит начать случайно резаться, просто не понимая, насколько далеко это может выйти за рамки безобидного пореза, чему лучший пример этот скрывшийся в открытом пространстве полицейский - страх в его сознании подчинил все другие сигналы, а вытеснив боль, сделал из энергетически непостоянного человеческого тела живую осколочную бомбу. Но если страх отсутствует, то что же вытеснит боль и не придет ли на пустующее место нечто новое, много более зловещее, чем страх, под воздействием которого многомиллионное население превращается в разбегающуюся ото всего, в том числе от самой себя, толпу зомби?