Постройте точно такие же дома ou la mort

Каждый человек, которого советская и постсоветская школа обучила, вместо навыков прикладной коммуникации с себе подобными, новорусскому языку, созданному за столетия, прошедшие после крещения Руси, привык называть деревни селами, а пейзажи и ландшафты* "сельской местностью". В последние десятилетия укоренились и такие канцелярские конструкты, как "населенный пункт" и "поселок городского типа", которые трансформируют самобытность деревень в неразличимую мерзость места временного поселения.


*Заимствованные из французского и немецкого термины были романтизированы и исключены из обиходного ряда околодеревенских понятий. Аналогичная метаморфоза произошла с "буколическим жанром", апеллирующим к зарисовке пастушечьего быта (т. е. быта смотрителей раффлезианских пажитей и присматривающих за теми пастушек). Все нормальные, архаичные лексемы систематично заменялись элементами новояза. Деревня у типичного русскоговорящего стала ассоциироваться с "селом", "колхозом" и "аграрно-промышленным комплексом".

Однако, в классификации аксиальных парадигм традиционных ареалов обитания не существует такого абстрактного понятия, как "населенный пункт". Ось экзистенции народа проходит через родной очаг, дом как модель космоса, деревню и "город" (изначально обозначающий маркированную оградой границу деревенского, позднее - "политического" интериора, отделяющую тот от внешних обживаемых секторов, лежащих между своим, деревенским, и чужим пространством). Итак, хоромы, дом или подворье (Haus, Heim, Hof), деревня (Dorf) и город (Stadt) являются тремя парадигмами экзистенциального пространства, такими же, как "лес", "долина", "река", "гора". В ряде случаев деревня может обретать особый статус, например, купеческий (Markt), позиционирующий ее как центр полиса, место проведения ярмарок. Кстати, русское слово "ярмарка" является транлитерацией нем. Jahrmarkt.

Для "обобщенного наименования" деревенских ареалов в нормальных языках должна существовать устоявшаяся лексема, наглядно демонстрирующая отношение к земле и к народам, которые на ней обитают. "Пейзаж" и "ландшафт", равно как и англ. "landscape" представляют собой пример таких лексем. "Сельская местность", в свою очередь, является примером канцелярского словообразования (как если бы вместо "ландшафт" говорили "Landwirtschaftliche Nutzfläche").

Этимологически "село" сближается с понятием оседлости, представляющей собой временный статус кочевого племени, всегда готового к тому, чтобы сорваться с места и продолжить свое путешествие. Какая-то группа, до которой нет дела настоящим людям, остановилась на постой и соорудила времянку. Обмазала ее глиной и украсила - как могла. Иногда - подражая манере устройства домов истинных людей, но матерьялец, который применяли временно оседлые, был рассчитан на то, чтобы продержаться хотя бы одну ночь. Во времянке на самом деле нет претензии на основательное обустройство, к ней не нужно привыкать и забывать о том, что надо бы построить нормальный дом. На выработку "привычки к плохому" у порядочного кочевого человека нет времени. Если же такая привычка вырабатывается, а времянка все никак не меняется на добротную избу, то что-то пошло не так. Откуда-то пришла безысходность. Может быть, кочевники были рабами, которых вела не воля, но прихоть рабовладельца. Жители, поселенцы или попросту - представители контингента населения - безвольно попадали на земляной пол. Глядя на такие душевные муки, даже самый порядочный истинный человек поддается соблазну выработать эмпатию. В этом нет ничего предосудительного - для нормального простого человека совершенно нормально вырабатывать эмпатию по отношению к тем, с кем он делит место проживания. Он почти добровольно решает переименовать свою деревню в "село", чтобы его новым друзьям было не так одиноко в их горе.

Но был ли момент, о котором мы подумали, что что-то пошло не так, именно тем? Не пошло ли что-то не так гораздо раньше? Не резонно ли предположить, что с гипотетическим кочевым племенем что-то уже было серьезно не так, если оно, обосновываясь на постой, предпочитало времянку роскошным колесницам, на которых и должно было совершать свой вояж? И разве удобно всаднику покинуть надежное седло ради шаткой земли?

А что же с истинными людьми, представителями племен, обитавших в деревнях? Не пошло ли что-то не так и с ними, если самодостаточные космосы их домов одним взглядом своих окон и коньков крыш не подчинили пришельцев и не заставили, двигаясь странной механической походкой, построить точно такие же дома? Постройте точно такие же дома ou la mort.

Все пошло не так со всеми участниками этого дурного спектакля. Не так падали тени. И кнут в руке рабовладельца был уже давно не тот. И не те были звезды, и навигация по ним давно была не той. То, что было превращено в поселки городского типа, было уже не деревней. Все деревни сгорели, а к бывшим городам потянулись понурые вереницы восставших мертвецов.

См. тж. Приятный праздничный ужин
Город, пустыня и остров - о парадигмах своего и чужого в ареалах обитания
Крещение Руси - о насильственной христианизации Руси