В силу ряда метаисторических причин, XX век стал экспериментальной площадкой, на которой были подвергнуты сомнению, а затем блестяще доказаны присущие нациям регенеративные способности. Наиболее показательными оказываются опыты с теми гражданскими нациями, которые объединены общей историей, языком и культурой, как, например, было в случае с ФРГ и Восточной Германией.
За сорок с небольшим лет на территории последней обрела вполне зримые формы дегенерация, связанная с отрицательной селекцией, пусть и протекавшей в щадящем режиме. Оформление рабского сознания, подавление общественной и частной инициативности в ГДР не бросалось в глаза на фоне общего состояния дел в странах Варшавского пакта, начиная с основы и центра происхождения репрессивных энергий, превративших обширные территории восточной Европы и северо-востока Евразии в отравленные генетическим разложением пустоши.
После успешно реализованного, хотя и вызывающего по сей день немало споров, объединения ФРГ случилось нечто удивительное. Восточногерманский народ, на который бывшие восточноевропейские друзья взирали снизу вверх почти как на свободных людей, внезапно оказались лицом к лицу с немцами, оказавшимися далеко не такими же, как они. Первое, на что обращали внимание восточные немцы, это сверхъестественные коммуникативные способности западных. Каждый из немцев, рожденных в западной Германии, умел говорить. Умел говорить Федеральный Канцлер и умел говорить выбранный наугад крестьянин. Типичный простой человек, может быть, "без царя в голове", тем не менее, мог мгновенно переключиться из деревенского режима и без "бэ и мэ" произнести внятную речь на литературном немецком. Подойдите к любому к микрофоном. У всех был настолько хорошо подвешен язык, что восточные, которые и без того были немы, надолго погружались в безмолвное размышление.
Размышление не длилось вечно. Прошли годы и проклятие немоты стало их покидать. Двадцати лет оказалось достаточно для того, чтобы выйти из режима рабов и переключиться в режим обычных западных европейцев.
Режим немоты, на который проливает свет пример восточных и западных немцев, является характерным маркером воспитания в репрессивном обществе и спустя несколько поколений приводит к эффекту, который со всей определенностью кажется необратимым, как необратима органическая деградация мозговых клеток. Окружающее человека общество клинических идиотов, у которых даже представители правящих кругов не могут связать два слова, как бы намекает на безысходность и необратимость вырождения. Разруха начинается с малого - то же самое справедливо по отношению к невозможности разбора завалов. Если никто в силу бессилия не может начать с самого элементарного акта обустройства, то бардак остается нетронутым, что, по всей видимости, является важной предпосылкой для работы девиантных репрессивных инструментов. Беспорядок в мыслях сопровождается речевой дисфункцией и оптимальной демотивацией. Что бы ни предпринял деморализованный всеобщим вырождением индивид, он сделает это невпопад - превратит в мусор все, к чему прикоснется, оставит слизистый след повсюду, где проползет, исторгая из гортани нечленораздельные православные стоны. Если найдется кто-то, кто поверит функционерам партаппарата, транслирующим извечные апелляции к личной ответственности за возрождение страны, и предпримет элементарный акт обустройства, другие удушат его слизью.
Многие века негативной селекции и гнета иноземной религии сделали типичного простого русского человека болезненно немым, извращенно скрытным, настолько, что это, на первый взгляд, и не снилось представителям тайных союзов и организаций. Но это скрытность загнанного в угол сумасшедшего, а не то чтобы хитрого цыгана. Безумец, вращая глазами, способен нечленораздельно, весь из себя как на духу рубаха-парень, бормотать глупости, за которые нормальному человеку должно быть стыдно, все, что он вещает, это невыносимый моветон - за такое положен расстрел на месте, но для него это нормально. Он не улавливает разницы и не видит, что и когда идет не так. Или вдруг невпопад набычится, решив, что у него выпытывают тайну, понятную только ему самому. Он не удосуживается сплести распределенное междискурсивное поле смыслов для сохранения своей тайны, это было бы слишком сложно, а сложность противоречит понятиям честности, открытости перед рабовладельцем. Поэтому, понимаете ли, для нормального человека его тайна это вовсе не тайна. Это может быть, например, скворечник или пуговка, которую он вбил себе в голову и решил не выдавать на мучительном допросе*, существующем, увы, только в его контринициатическом воображении.
*На основании девальвации самого понятия мучительного допроса эксперты приходят к выводу о систематическом воспитании недоверия к вопрошающей инстанции, высшим эталоном которой является вопрошающий демон.
Казалось бы, безысходность налицо. Но природа думает по другому и считает любое вырождение исправимым. Сломанное бурей дерево возрождается, чтобы дожить свой век. Для исцеления испорченной ткани требуется устранить то, что причиняет ей боль, и подвергнуть поврежденные поверхности дезинфекции. Свобода, Равенство и Братство, тождественные Смерти, должны оформить условия для национальной регенерации, без которой не будет исхода, а будет только болезненное исчезновение за пределами внешней бездны, к которой не приближается ни одно высшее существо.
См. тж. Молчание (Словарь Суккубов)
Вера в Мару и Альпа (к вопросу о мучительном допросе)
D.A.O. Rating
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.