Трансляция тотема в иконографии и геральдике

В иконографии существует закон, согласно которому, усложнение и детализация, идущие рука об руку с преумножением декларирующих символов, неотъемлемы от понижения статуса изображаемой фигуры. Отдельно отображенный символ раскрывает собственную топологию, столь же многомерную, как имеющий перспективы бесконечного исследования космос, однако, будучи включенным в систему повторений и усилений, он становится "одним из многих". И если одна рыба бесконечна, то рыба как структурный компонент иерограммы, состоящей из шестнадцати символов, ограничена одной шестнадцатой частью тенденциозной интерпретации. Можно сколь угодно долго твердить, "посмотрите на рыбу, она бесконечна, а значит вся картина в шестнадцать раз более велика", но это ситуации не изменит, а лишь подчеркнет врожденный ущерб составной иерограммы.


К числу составных символов, помимо многоруких и многоголовых индоевропейских богов и демонов, каждая размножившаяся часть которых ставит своей задачей их ослабить и определенным образом склонить к конструктивному сотрудничеству, формально относится так называемый всадник, в случае которого, однако, происходит трансляция символа.

Архаические формы концепции всадника сегодня сохраняются в индийской иконографии, где в великом многообразии "ездовых животных" отражена реальность древнейших локальных культов. В этом смысле фигура божества становится тем "человеческим лицом" тотема, которое исполняет функцию посредника - в частности, культурного героя или психопомпа.

Апелляции к древнему культу Предка находят свое рудиментарное отражение и в западноевропейской геральдике, имитация которой в русской культуре относится к достаточно позднему периоду, когда искоренение традиционного культа отошло на второй план на фоне образовавшегося вакуума.

Тенденции замещения реального конвенциональным не обошли стороной западную геральдику. Поставленные в жесткие рамки сыновья Мары Люзины с болью в сердце пошли на мистификацию, отказавшись от изначально предложенной подмены образа Люзины фигурою льва в пользу схематичной апелляции к союзу нави и белого света (синие и белые полосы герба рода Лузиньян).

Изображение животного на гербе, представляющем собой отнюдь не абстрактный "дизайнерский логотип", но совершенно конкретный родовой герб, фиксирует мифическое обоснование рода и верифицирует саму его экзистенцию. Деструкция традиционного культа неотделима от формирования культурного вакуума, чреватого коллапсом всей системы. В этом смысле подстановка импортных символов на место "ниспровергнутых идолов" весьма далека от "культурной благотворительности" в значении "тщательной реконструкции этнографического материала", но является вынужденной мерой самосохранения нелегитимной власти. Дело заходит столь далеко, что вся кропотливо имитируемая традиция, в том числе "христианская", уже не воспринимается как нечто, что имело бы исторические корни и претендовало бы на непосредственный контакт с объективной реальностью. Апофеоз национального ответа на человеконенавистническую имитацию традиции наступает после 1917 года и почти парадоксальным образом открывает перспективы возвращения к реальной мифической старине, что было наглядно продемонстрировано как в переименовании города на Неве, так и в революционном геральдическом прорыве, который был окончательно похоронен ельцинско-путинским реваншизмом.

Одна из наиболее знаменитых российских эмблем представляет собой изображение печально известного "св." Георгия Каппадокийского. Этот символ, однако, пребывает на известной дистанции от того, чтобы быть в полном смысле иерограммой, то есть священным знаком. Он куда более принадлежит девиантной геральдике второго тысячелетия н. э., но не иконографии, тесно смыкающейся с актом сакрального искусства. Мы уже останавливались на значении обладания лошадьми и сейчас стоит повторить, что за последние тысячелетия сложилось "негласное" и при этом ни у кого не вызывающее сомнений отношение всадника и пешего как, соответственно, свободного господина и подневольного раба.

Сегодня понятным аналогом всадника служит роскошная яхта или лимузин президента Российской Федерации. Геральдический смысл Георгия Каппадокийского в общем и целом отражает обоюдно проигрышную ситуацию, сложившуюся после насильственного "крещения" Руси: это человеконенавистничество марионеточных верхов, находящее ответ в системообразующем саботаже со стороны низов. Следующим шагом развития концепции "символа власти" в вертикали культурных ценностей становится не уменьшение лимузина, равно как и не превращение яхты в кособокую моторную лодку, но трансляция функции через новый айфон.