Ветеран - совесть гражданской нации

Всякое определение, в том числе общественно-политического понятия, требует строгой сегрегации и выделения узкой, почти миноритарной группы, представляющей наиболее ярко выраженные качества определяемого явления. В этом смысле совершенно понятно, что такие формулы, как "человек - это слово, которое пишется с большой буквы", "дети - цветы жизни", "старики - совесть нации", озвучивают политическую риторику, которая лишена непосредственной смысловой нагрузки. Это становится возможным не в последнюю очередь из-за того, что бессмысленным, непроверяемым и считающимся "данностью как есть" является как определяемое, так и определение, места которых трудно распознаваемы в левой и правой частях формулы. "Цветы жизни", "слово с большой буквы" и "совесть" являются такими же общими местами, как "дети", "человек" и "старики".


Между тем, "совесть", которая намеренно возводится в категорию "страшилок и блаженок", претендующих на удобную "недокументированную ясность" и в общих чертах уподобляющихся эталонному метру, которого никто и никогда не видел и не хотел бы увидеть, представляет собой, как мы показали в статье о совести и нервах, совершенно определенное явление правового сознания, детальное изучение которого становится возможным при условии оценки известного комплекса региональных правовых условий.

Прежде чем пытаться вменить совесть "старикам" или, например, "ветеранам" (о которых чуть ниже), стоит спросить: может ли отдельная общественная прослойка олицетворять собой сознание? В традиционном обществе однозначно да, но в ракурсе сегодняшних общественно-политических условий скорее всего нет. Речь ныне можно вести лишь о наборе контринициатических инструментов, обеспечивающих поддержку процесса. Попытка рассмотреть совесть "как таковую" с неизбежностью сопрягается с воссозданием парадокса - это невозможное логическое действие не имеет перспектив и обречено на циклическое воспроизведение собственных тупиковых звеньев. Мы могли бы рассматривать страх, изучая то, каким образом развивается он, размывая индивидуальные границы и настраивая представителя гражданского населения "в унисон" с установками общественного договора, однако вынуждены были бы признать, что страх является не более чем функцией, находящей место в рамках куда более объемного правового сознания.

Что касается инструментов совести, то есть инструментов правового сознания, то не вызывает сомнений то обстоятельство, что в их иерархии первые роли отведены полиции, а также судебной, законодательной и исполнительной властям. Таковы четыре опорных столпа совести. И для того, чтобы понять, является ли феномен опорой совести, требуется выяснить, насколько сильны в нем элементы системного коллаборационизма.

Из сказанного выше должно быть понятно, что группа "старики", которая достаточно заманчива в плане инкриминирования дурного конформизма, является чересчур общей, в частности, для формирования образа "внутреннего врага", от которого предлагалось бы избавляться путем психоментальных упражнений. "Внутренний фашист" или "внутренний иудей" было бы значительно ближе к практике, нежели "внутренний старик", столь же общий и "мультикультурный", как "внутренний человек". Этого недостатка лишен "ветеран" - фигура яркая и представительная, сочетающая в себе относительную распространенность с деликатной элитарностью.

В советское время над понятием "ветеран" проводилась работа, сравнимая с "мифотворчеством". "Ветеран" - это "великий старик" нашей эпохи, шествующий рука об руку с великаном в буденовке - "большевиком". Именем "ветеранов" назывались широкие проспекты, простором своим раздвигавшие грани обыденности и словно бы постулировавшие особое контринициатическое пространство - пространство "умозрительных ветеранов" без тела и органов. Подобно христианским идеям безличного (безличной любви (к отстраненным "всем людям братьям"), безличного прощения (в противность непростому подвигу личного урегулирования обиды)), "ветераны" являли собой эфемерную безличную "медузу", витающую над бездною неопределенности. В раздвигании границ понятия до рамок всеобщего есть свой резон: всегда удобнее не знать и не видеть лица. На голову осужденного палач надевает мешок и мы видим лишь "многомиллионную армию школьников", "тружеников села" и "ветеранов", но не лица их, искаженные страхом, злобой, ненавистью, печалью и мелко-личностной одолевающей заботою.

В тесном соотнесении ветерана и старика есть свой исторический резон, но не всякий старик является ветераном: по-определению лишь тот, кто отслужил свое. Тот, кто никогда не служил (в армии), не может называться ветераном. Римляне называли словом veteranus нечто старое, в том числе "отслужившего положенные года" старого человека. Для сравнения, словом veteraria они именовали "запасы старого вина". Слово происходит от vetus, "год", что в свою очередь состоит в прямом родстве с veto, "запрещать", "объявлять, устанавливать порядок" (годичный цикл является строгой последовательностью регламентированных ритуалов, от объявления которых зависит само течение времени - так же, как от перебора четок зависит достижение последней и первой). На основании анализа корня несложно усмотреть прямую параллель между "ветераном" ("человеком года") и "полицейским" ("человеком полиса"), что делает "ветерана" неплохим кандидатом на роль одного из ключевых элементов совести гражданской нации.

В настоящее время общемировой практикой является наделение титулом "ветерана" любого выжившего участника вооруженного конфликта, рамки которого в значительной мере варьируются: от одного единственного сражения ("ветеран бородинской битвы", "ветеран ледового побоища") до долгосрочной войны ("ветеран первой мировой"). Всякий вооруженный конфликт, включая предпринимаемый в рамках гражданской войны, является столкновением интересов групп, объединенных вполне ясными нормами актуального дискурса, который по большому счету является правовым. Без существования договоренности об общих интересах не может быть и войны: так шаман не воюет с армией кшатриев, а та не видит его в упор; о сражении жрецов не ставят в известность непосвященных, которые в принципе не могли бы адекватно воспринять что-либо, кроме поверхностных атрибутов ритуала; не оглашенные координаты правового поля делают войну невозможной - так же вслепую невозможно вдеть нитку в иголку, находящуюся в неизвестном уголке необъятной вселенной.

Ветеран - бывший участник боевых действий, некогда введенный в курс оглашенного порядка и отслуживший свое, но не сложивший с себя прав и обязанностей служения, оговоренного торжественной присягой, он действительно, как никто другой, может претендовать на победу в соревновании на титул "совести нации".