Час молитвы

Еще минуту тому назад на строительстве железнодорожного полотна царило приятное для хозяина оживление: стучали молоты, разъезжали туда и сюда дрезины, бегали собаки, но сейчас рабочие побледнели - разом остановились и воцарилось молчание. Тишина затопила широкую просеку и стало слышно, как шуршит под ветром сухая трава, а в лесу нет-нет застучит неизбывной дробью дятел. Наконец то, что должно было выйти наружу, прорвалось и выступивший из рядов рабочий сказал:

-Час молитвы!

Остальные вслед за ним оживились и принялись повторять:

-Час молитвы! Час молитвы! - В едином поступательном движении они подались навстречу бригадиру, служившему буфером между рабочим людом и бессердечными хозяевами-капиталистами.


-Дело время - молитвы час. - Кивнул тот, утирая лоб промасленной перчаткою.

Рабочие разбрелись по насыпи с котомками, разбирая то, что положили им заботливые жены. У одних молитвенные коврики не отличались изысканностью и сшиты были, сразу видно, что из подручного материала, на котором то проглядывал краешек синей уточки с махрового полотенца, то абстрактный геометрический узор с кухонного рушника. Однако, стоило понаблюдать за тем, как эти суровые работяги вынимали коврики из котомок, чтобы заприметить неравенство и точно угадать, чья жена подошла к делу со снисходительной формальностью, а чья приготовила милому в дорогу коврик по любви да по искренности. Вот какой-то с виду неуклюжий белобрысый силач, обнаженный выше пояса, достал свой коврик и остальные, казалось, затаили дыхание: коврик этот был сшит по всем правилам золотого сечения в точности по меркам колен рабочего, а материалом послужила удивительная мягкая материя, создававшая впечатление искусственного меха леопарда. Изнанка же этого чудесного молитвенного коврика была черна, как ночь, в центре коей красовалась вышитая золотой нитью королевская лилия.

Иные из рабочих вместо коврика сперва доставали из котомки чётки, столь же несхожие между собой, как несхожи бывают характеры и темпераменты. По чёткам также было видно соотношение достатка и уровень личной привязанности, потому как, если неряшливая жена, торопясь спровадить своего муженька со двора подальше, наспех сунет ему в котомку вязанные-перевязанные бусы, то старательная хозяйка домашнего очага проверит, не истончилась ли нить, и пересчитает каждую чёточку, а затем сложит и упакует в бархатный кисет.

Достав чётки и разложив коврики (большинство устроилось прямо на насыпи и лишь немногие поспешили в сторону леса, что минутах в трех ходьбы), рабочие уселись на колени, расправили плечи и углубились в себя. Ох, как тяжко давалась сосредоточенная молитва некоторым из них, в особенности непривычным к подобному занятию. Эти напряженно жмурились, отдувались и поминутно вздрагивали, а по лицам их то и дело пробегала гримаса, вызванная резкой болью в позвоночнике. После часа молитвы спину ломит и ноженьки не ходют, а ручищи наливаются свинцовой плотной тяжестью.

Вот спустя минут пятнадцать или двадцать подъехало такси с шашечками - барин выходит и направляется к бригадиру, который, завидев хозяина-капиталиста, сделал шаг вперед, всем видом своим выражая решимость выступить надежной защитою для рабочих, которые сами за себя постоять не могут.

-Это что у вас тут происходит в рабочее время? - Спрашивает трутень-капиталист, а на лице у самого от недовольства появляются пятна.

-А это, уважаемый, час молитвы. - Спокойно и чуть прищурившись отвечает бригадир.

-Долго ли еще?

-Покуда не истечет молитвенный час, никто не вернется и будет витать в священном отрешении от дел мира сего. Молитвенный же час исчисляется по числу чёток, перебранных каждым самолично и с молитвою.

Так и хочется взбешенному капиталисту врезать по лицу, но бригадир лишь деликатно улыбается, сообщая ему информацию о молитвенном часе. Делать нечего - поглядел враг рабочих на слаженное молитвенное дело, поплевал себе под ноги - да и прыг обратно в такси. Так и уехал ни с чем.

Дело время - молитвы час подходит к концу. У каждого рабочего этот конец наступает то раньше, то позже - смотря кто как молится. Умелые молятся долго и искренне, возносят безмолвный зов в пустоту и очи свои устремляют в марево кеномы. Плюгавые мужичонки, не чета умелым, - молятся лишь бы поскорее отделаться. Не нравится им это дело, не приходится по душе.

Мало-помалу возвращаются работяги на насыпь, где закипает жисть и стремится своим чередом: разворачивается самосвал, пышет паром дрезина, стучит отбойный молоток. Одна собака подбежала ко все еще сидящему на коврике детине и принялась трахать его в подмышку, а тот ни сном, ни духом - так усердно молится. Покуда он очухается - еще минута-другая пройдет. Из лесу постепенно подтягивается оставшаяся рабочая сила и стройка с удесятеренной быстротою отселе движется, покуда, как кажется, все вокруг не замирает: следующий час молитвы, если по часам мерять, ровно через час после окончания предыдущего, но это, конечно, зависит от того, кто когда закончил.

-Час молитвы! Час молитвы! - Передается от рабочего к рабочему. Замирает дело, а лица все поворачиваются к бригадиру. Тот невозмутим, в глазах же у него блестит что-то веселое, чистое.