Страх перед неведомым, а именно, тем, которое, оставаясь за порогом яви, напрямую соответствует категории абсолютного, резко контрастирует с озабоченностью мирскими делами, которые именно потому становятся "ведомыми", что для знакомства с ними от человека не требуется ничего, что выходило бы за рамки способностей видеть лежащее на поверхности. Современная культура рассматривает восприятие поверхностного как наиболее важную часть исправно функционирующего рабского сознания. Кто блуждает впотьмах, тот не вооружен; кто не вооружен - тот стоит с опущенными руками с застылой на одутловатом лице улыбкою идиота посреди битвы воинств неба и земли. С ранних лет человек приучается касаться поверхности: уже в колыбели ему предлагаются яркие погремушки, во взаимодействии с которыми воспитание дурного вкуса соседствует с прочной привязанностью к формальным пустышкам, занимающим в хранилище памяти место, отведенное "данности как есть".
Напрочь лишенный как способностей к самостоятельной оценке, так и корректирующих эталонов, предоставляемых инициатическим стандартом, человек поневоле проецирует привычные формальные методы восприятия на сферу абсолютного. Это делает возможным формирование комплекса ложных представлений о морали, присущей неведомому, тех представлений, которые на самом деле становятся инструментами управления податливой массой рабов со стороны ложных хозяев, которые не в меньшей степени, нежели рабы, увлечены блужданием в трех призрачных соснах мира клипот.
Суггестия морального противостояния, будучи неразрывно связанной с сиюминутными надобностями и фундируемой посюсторонними слепыми страхами, всегда и при любых обстоятельствах представляет собой современное явление, идущее в ногу с актуальными идеологическими установками и мэйнстримом самой передовой научной мысли, неуклонной деградацией коей обусловлена видимая архаизация прежних форм "морально-этической демонологии", устаревшие модели которой со временем складываются в не лишенные пафоса "духовные учения" либо в "опровергнутые суеверия", суть которых от мнимой трансформации не изменяется: весомо звучащие ныне "психоаналитические" теории в действительности ничуть не более (и не менее) научны тех представлений, которые средневековый человек, согласно сомнительной пропаганде исторической науки, имел о борьбе персонифицированных благодетелей с олицетворенными пороками. То и другое становится воображаемой бурей в стакане воды, всегда стоявшем на поверхности стола, заглянуть под крышку которого потребовало бы усилий, сравнимых с теми, которые необходимы для снятия кольчуги Давида.
Лежащее на поверхности наделено необычайной притягательностью для деградировавшей массы, получающей посредством мистификации того, что само по себе является неотъемлемой и открытой частью профанной реальности, иллюзию причастности к приятно бодрящему "таинству". Прочно привязанные к ассиатическому бытию феномены, в том числе "психологические", служат движущими зубчатыми колесами безысходного круговращения лишнего материала, инстинктивно тянущегося ко всему, что, как кажется, способно развлечь и отвлечь его от невыносимого страха. Начиная со второго тысячелетия до н. э. на сцену выходят источающие призрачное обаяние "демоны", во главе которых стоит "невежество" - три тысячи лет "сражаются" они по сюжету комедии, разворачивающейся, как голограмма, в разреженных парах тщеты. Факт состоит в том, что заманчивое предложение избавления от терзающего порока весьма и весьма выполнимо: ибо так же, как несуществующий лежащий на поверхности порок был внушен, он может быть и "разовнушен". Покажите человеку что-то, понятное ему, и дайте способ избавиться, "одержать победу": победу над пылью, победу над протекающими галошами...
Укорененность суеверных суггестий морально-этической демонологии в человеческой культуре и в сознании каждого отдельного представителя контингента населения делает необходимой особую осмотрительность. Так, говоря о "бездействии", мы поневоле должны уточнять, что, где и когда является "действием". "Большая беда возрастает, когда малая удобряется бездействием" - это весьма и весьма двусмысленное положение получает свой смысл в свете морально-этической демонологии. Дело в том, что примитивные мозги человеческих существ в своем безумии могут дойти до того, что какая-нибудь судорога в отсиделой ноге является кознею дьяволов. В подобном случае все становится на свои места: действительно, если бездумно (а все, что делает современный человек, он делает бездумно) сидеть на ноге три месяца подряд, то недалеко до беды. Однако, было бы преждевременно бездумно заключать, что бездумное отношение к физиологическим фактам может служить отражением всей реальности. Только умный и избирательный подход, свойственный тому, кто говорит "нет" всей яви и заглядывает в колодец пустоты, дает возможность рассмотреть телеологию бездействия без прикрас, в том числе понять, что бездействия не существует.
Почти мифическое представление о "неведомом", которое "пугает", становится композитной суггестией, сочетающей в себе конструктивные особенности страшилки и блаженки. Блуждающий в иллюзиях человек заманивается в увлекательную психологическую трагикомедию, все действие которой происходит на помостках или на экране и никак от него не зависит. От первого крика ужаса в колыбели его избавляет обволакивающее бессмысленное бормотание, не прекращающееся до последних мгновений никчемной жизни: нескончаемая череда театральных страданий и наигранных драм, так или иначе связанных с "удаленным неведомым", становится подменою одного весьма простого и вместе с тем тяжкого бездействия, в ходе которого он должен был остановиться и заглянуть по ту сторону порога.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.