Ночь Исхода или Ветхое и новое в жизни праведников

То была ночь исхода и не оставалось сомнений ни у одного из существ, обитающих на земле, в том, что к утру не останется твари, которая бы летала, ползала и передвигалась на двух, в том числе на четырех ногах. Люди выглядели не то, чтобы напуганными, как это бывает в периоды потрясений, или воодушевленными, как во дни революций, а скорее притихшими - в них присутствовала та тишь небесного спокойствия, какая возникает в детях дошкольного возраста, когда от шумной игры призывает их к себе прирожденный педагог, начинающий речь глубокомысленную и размеренную.

Целые семьи и общины выходили поглядеть на атмосферные явления, разворачивавшиеся в ночном небе, где крупные сферические тела сменялись гирляндами из пурпурных перьев, а те рассыпались, оставляя лишь черную беззвездную пустоту.


И вот наступил с неизбежностью тот миг, когда праведным пришла пора возноситься. Оставшиеся с беззлобной завистью наблюдали за столбиками не то эбонитовой, не то магнитной пыли, возмывавшей в неподвижный воздух. Когда же пришел и мне час вознестись, я принял это без удивления, но со снисходительной улыбкою, и спокойно распрощался с полюбившимися за годы жизни пейзажами, равно как и людьми - вон с той продавщицей трубочного табака на автозаправочной станции; или вон с тем коренастым бородачом, каждодневно выгуливавшим свою собаку.

В поднебесье же праведники разделялись, чтобы попасть в отдельные черные дыры, за коими их ожидала жизнь вечная. Дыра затянула меня без шума и безболезненно перевела в иную топологию, но рука моя все еще оставалась в ветхом мире, словно стремилась исполнить недокументированный долг и поймать кого-то еще. Итак, я поймал двух человек, неловко замявшихся у порога черной дыры и вместе с ними ввергся в непроглядную пучину тоннеля.

Довольно скоро за тоннелем наметился свет - неземной, более насыщенный и как будто проницавший большее число измерений. Двинувшись на свет, я и еще два праведника достигли поворота и выбрались из тоннеля на живописную лесную тропу, вившуюся в окружении поросших лишайником скал. Взглянув друг на друга, мы стали продвигаться по этой тропе, покуда не достигли морского побережья, где приютилась небольшая рыбацкая деревушка, населенная, однако вовсе не людьми.

Что за существа обрели здесь свой отчий дом? Они могли бы показаться вам грубыми, вплоть до бесчувственности, как и следовало ожидать от тех, чьи тела и лица созданы из прочного камня, на вид напоминающего тот вид кварца, который, думается, стоит положить на язык и он тотчас растает, как причудливая восточная сладость. Черты их лиц имели фактуру спелого арбуза, если тот разломить и положить на солнцепек.

Речи наших новых соотечественников оставались для нас полной загадкою - а может, они и вовсе были немы, как рыбы. Иногда складывалось впечатление, что на нас обращают внимания не более, чем на каких-нибудь бесплотных духов.

В то время, когда мы уже разуверились в возможности взаимопонимания с аборигенами и заподозрили за всем этим какую-то страшную ошибку, появились две человеческие фигуры - одетый в светлую древнеримскую тогу мужчина и облаченная в индийский наряд женщина. В чертах их лиц была какая-то несуразность, и дело даже не в том, что у мужчины недоставало бровей, а в некоей мимолетно уловимой диспропорции. Я ловил себя на том, что мысленно воспроизвожу черты лица женщины в тщетных попытках сделать какие-нибудь замеры, будто бы расстояние между глазами внесло бы в ситуацию больше ясности.

В следующие минуты нас проводили в невысокое каменное строение и заперли, оставив теряться в догадках. От проникавших сквозь узкие окна ароматов буйной вегетации кружилась голова, а веки сами собой наливались тяжестью. Впрочем, и не мудрено после всего, что произошло в последние часы, пережить утомление. Я погрузился в легкий, безмятежный сон, из которого был вырван как бы криком чайки. Впрочем, он исходил из гортани одного из моих спутников, который был привязан к похожему на дыбу приспособлению. Одежда с него была сорвана, а по коже передвигались удивительные создания, точные копии наших земных крыс, но размером едва-ли с кузнечика. Этих созданий было не меньше тысячи и, перебирая лапками по коже несчастного, они заставляли его извиваться и исторгать душераздирающие всхипы, один из которых я и принял было за крик чайки.

Второй товарищ по вознесению был насажен на длинный кол, очевидно доставлявший ему немало неудобств. Я, однако, с улыбкой следил за всем этим, понимая, что нам ничего не угрожает. Действительно, за всеми этими, на поверхностный взгляд - странными и необъяснимыми опытами внимательно следили уже знакомые нам мужчина и женщина.

-У тебя в мозгу есть точка, называемая точкой наслаждения, и при помощи колышка ты сможешь получить вечное блаженство. - Обратилась женщина к насаженному на кол. Затем она добавила: - Без этого ты не сможешь исправно функционировать.

Речь ее была чиста, как горный ручей, и благозвучна, как произведение великого композитора. В переливах этого чарующего голоска томился покой, покой, который не вызывал сомнений и был столь реальным, стопроцентным, как прочные камни, из коих была сложена наша светлица.

Теперь я обратил внимание на мужчину, который стоял с бритвою в руках подле деревянного кресла, к которому я был надлежащим образом привязан. Когда его рука потянулась к моим усам, я невольно дернул головой.

-Я решительно протестую! - Вырвалось у меня, но мужчина хранил полную невозмутимость. Одним ловким движением от сбрил мои усы, а когда разделался с бородой, то принялся за брови. Можно было подумать, что эта часть ритуала была особенно важной, потому что над бровями ему пришлось повозиться куда как дольше.

-Власяная часть - суть часть ветхая. - Послышался мирный голосок дамы, наблюдавшей за действиями цирюльника. - Ей не пройти по всем параметрам, но организм будет восстанавливать ее. Не бойся же: сколько раз он ее восстановит, столько раз и быть ей отсеченной, ибо, покуда не будете вы все, каждый по своему, готовы к покою, покою, не покинуть вам стен горницы блаженства.