Ассирийское дерево

Современная наука предпринимает линейную интерпретацию любого изображенного дерева в качестве дерева, что не всегда является резонным, потому что само дерево представляет собой символ или глиф, метафизическая глубина которого воспроизводится междискурсивными методами. Мало знать о том, где и когда было найдено изображение дерева. Гораздо важнее в деле узнавания смысла изображенного понять, какой ритуал запечатлен на картине, к какому периоду годичного цикла происходящее имеет отношение, и каковы в нем роли фигур.


Месопотамское панно запечатлевает четыре фигуры, две из которых (имеющие в руках "плод" и "сосуд") предпринимают тщательный уход за системой миров, располагающихся на спиральной лестнице творения. Действие ритуала, изображенного на схематическом рисунке, является всевременным [архаическая иконография "шифрует" в примитивном рисунке избыточную информацию как о пространстве, так и о времени] и первый его акт происходит в осеннее равноденствие - в седьмом месяце, соответствующем современному сентябрю-октябрю, когда, повторяя архетипические схемы, в мирах творения осуществляют ритуалы завершения цикла, с которыми, помимо прочего, связан сбор урожая плодов. В месопотамской мифологии седьмой месяц становится временем запечатывания скрижалей мудрости, которые вновь будут открыты царю после весеннего разлива, представляющего собой тот акт картины, перспектива которого намечается первым. В руках фигур находятся ктеические матрицы импринтов космоса, принцип действия которых предельно ясен в призме учения о Хаосе, Ктеисе и Космосе. Помимо этого, фигуры держат сосуды, в которых собрана трансцендентная субстанция, часть которой впоследствии будет использована для орошения.

Традиционный ритуал представляет собой обмен, выигрышный для тех сил, которые его вершат, а вершат его боги. Создавая "весенний разлив" засчет упомянутого чуть выше орошения, они не совершают действия из "неясных" сентиментальных, экологических или сельскохозяйственных побуждений, а приносят жертву, результат которой заведомо предрешен. Столь же астрометрически точны, как и далеки от гуманных побуждений, манипуляции с прокреативными ктеисами.

Фигуры с крыльями на рисунке сегодня легко воспринимаются в качестве "ангелов", систематическим функционалом которых, однако, ассирийские божества не обладают. В данном случае эти фигуры выглядят как вызванные к ритуалу. Бескрылые фигуры отображают двух жрецов, один из которых является вершителем ритуального действия, второй чтецом. Однако, традиционный жрец и его бог являются одним и тем же лицом, поэтому фигуры жрецов здесь не вызывают богов, а становятся данью художественному приему удвоения личности.

Что касается изображенного чуть выше дерева "объекта с крыльями", научная точка зрения на него сегодня систематически апеллирует к бесчисленным мнениям, которые когда-либо высказывались исследователями. То же относится и к остальным объектам и фигурам данного панно. Это не мешает науке считать вопрос с этим объектом и с остальными фигурами достаточно ясным, а широкому кругу обывателей верить в ложные, высказанные авторитетными инстанциями, посылы, насколько бы они ни были безумны. Следует четко понимать, что об "объекте с крыльями" современной истории религий ничего не известно, и это знание с трудом может быть расшифровано по надписям, находящимся на скрижалях, потому что оно является, прежде всего, изустным. Любая интерпретация этого объекта, в том числе претенциозно апеллирующая к не менее маловразумительным "мнениям" об египетской иконографии, становится равносильной "реконструкции славянской ведической традиции" - делу сомнительному и обретающему академеческий вид лишь засчет договоренности, как это происходит со всеми не имеющими под собой почвы "мнениями".

Учитывая раскрытый нами выше смысл запечатленного ритуала, совершенно ясна позиция "объекта с крыльями", который представляет собой метафору абсолютного порога или той точки перехода к небытийной онтологии, из которой, как из колыбели, несгибаемая воля совершенных существ развивается в аксиальную парадигнму, в том числе парадигму ствола дерева. Именно благодаря этому глифу вся картина обретает смысл ритуального действия, а не топологической зарисовки, лишенной связи с актуальным космосом.

Это то, что позволительно реконструировать на основе данных рисунка, о котором, повторим, современное религиоведение не имеет никакой документальной информации, выходящей за рамки каталога археологических раскопок. Предпринимаемые некоторыми исследователями попытки истолкования изображенного дерева в качестве "предтечи" сефиротической системы являются вполне понятными, но заслуживают интереса не большего, чем любая девиация, основанная на контринициатических домыслах. Сефиротическая система оказывает неоценимый вклад во всеобщую категоризацию, но в контексте изучения иерограммы информация о лежащей на поверхности схожести очертаний является ложкой совсем не к тому обеду. Любое изображение дерева на весьма многочисленных священных скрижалях является не вариантом одной и той же схемы, а символом дерева, передающим картографическую информацию о различных системах миров, каждая из которых не препятствует существованию других и их не обосновывает.

Размещение скрижалей и панно с изображением исчерпывающе разъясненного нами ритуального действия в чертогах ассирийских царей было наделено апотропейной функцией. Такое панно ни в коей мере не являлось способом верификации прав царя, потому что права он получал в ритуале, а не в процессе приближения к изображению ритуала, тем более к изображению симпатически связанного с ним узами ритуала дерева. Речь шла не о подтверждении царского господства, для чего имелись свои техники, а о защите богов/жрецов от их противников и конкурентов, принадлежавших к отнюдь не низшей иерархической ступени, посредством установки клейма, транслирующего статус занятости места.