Кетчуп

В абсолютно пустом пивном павильоне на столе какая-то анонимная падла написала кетчупом три цифры: шесть, шесть и шесть. Забредший сюда по своей прихоти Зигфрид побледнел. Механически развернулся и сделал пару шагов к видневшейся чуть поодаль дорожке, за нею темнели деревья. Остановился, не дойдя до выхода и снова подошел к столу. Его руки дрожали.

Вечерело.


"Меня этому не учили. Что делать?" - В его сознании вертелся вихрь, настоящий ураган противоречивых эмоций и побуждений. Как демонопоклонник он должен был испытывать гордость за рост популярности цифр. Но как перфекционист он не мог не осуждать кетчупа на столе. Если б только тот был размазан без цифр...

"Моя страна... обывательская двойная мораль... католическое большинство... кому теперь можно верить..." - Он со вздохом отдался беспокойному водовороту мыслей. Прислонился к деревянной колонне и опустил веки. С одной стороны знак был запретным, вредным для христиан, но, если бы Зигфрид сейчас стер эти цифры...

Он открыл глаза и испуганно посмотрел на стол. Наверное, надеялся, что цифры сами собой исчезнут.

Если бы он стер эти цифры, то стер бы и чуточку самого себя. Однако, если бы он их оставил, то согласился бы с пошлостью. Ведь не может культурный, приличный сатанист просто взять вот так кетчупом написать на столе. Что это - рессентимент? Результат злоупотребления спиртным? Тайный замысел, суть которого невозможно восстановить на основе недостаточных данных?

"Эх, а если бы ты у себя дома вот так написал..." - Чуть не плача, Зигфрид попытался завязать диалог с невидимым осквернителем.

"Или я бы взял этот кетчуп и тебя прямо лицом в него вот так, вот так..." - Он стиснул зубы, представляя, как возит кощунника лицом по столу. Но тотчас одернул себя.

"Это бы ни к чему не привело. Я бы оказался виновным и в конце концов заплатил за рукоприкладство штраф, а преступник утвердился бы в своих заблуждениях."

Ситуация была патовой. В роще запела ночная птица и тут Зигфрид решился, приступил к действию. Он схватил бумажную салфетку и с невозмутимым лицом стер надпись, размазав кетчуп вокруг. Брезгливо запихал салфетку в мешок для мусора.

"А что, если я вот сейчас уйду, а потом вернусь и тут опять будет написано..." - Внутренняя борьба не утихала.

"Предположим, я снова сотру, но тогда мне придется дожидаться, так сказать, сидеть в засаде, пока виновник не объявится с целью восстановить цифры. А если этот человек настроен агрессивно? Лучше будет уведомить полицию, объяснить все с самого начала. Но в таком случае меня могут обвинить в том, что сам оставил надпись, стараясь привлечь к себе внимание. Не избежать тяжелых вопросов."

Зигфрид прикусил губу. Пощелкал ногтями, чтобы обрести под ногами почву. В этот момент он почувствовал чье-то присутствие и осторожно покосился. На лавочке в дальней части павильона сидел неопределенного возраста человек.

"Он мог подумать, что я разлил кетчуп и плохо за собой вытер." - Мгновенно подумал Зигфрид, но не решился предпринимать никаких действий.

Человек, одетый в трайбалистский костюм, очевидно, актер из числа тех, которые поют для праздничных пирушек, сказал, обращаясь к нему:

-Если под тонкой оболочкой всех вещей бушует беспорядок, вытянутые из субстанции Хаоса нити которого соткеваются в ажурную маску, прикрывающую пустоту, и под плечами органической жизни давится тревога, захлебываются паническим ужасом нервы, парят шаровые молнии кошмаров, перестреливаются разряды удушья, мгновенно кристаллизуются и распадаются узоры могильной стужи, трещат нити на линиях разрывающихся шаблонов, то наиважнейшей наукой для двуногого становится искусство выживать.

-Но что же это за искусство, спросите вы? - Продолжал актер, наклонив голову и подперев щеку ладонью. - Это далеко не то биологическое выживание, идущее рука об руку с продолжением рода, о котором твердят на каждом шагу, и не вдумчивое следование нормам морали и этики. Оба случая подразумевают наличие времени, которым человек должен располагать, чтобы на досуге разобраться с вопросами душевности и выработать стратегию. Никакой стратегии в бессмысленных и беспощадных волнах быть не может - здесь действует механика первого побуждения - за что схватиться, в какую сторону поплыть, чтобы быть непосредственно сейчас, а не когда-то потом.

-О да, мне знаком подобный ход рассуждений. - Зигфрид уклончиво сложил руки на груди.

-В такой ситуации на выручку представителю органической жизни приходит устав - хорошо заученный поведенческий кодекс. Переходить улицу на зеленый свет, для чего нажать на кнопку подачи зеленого света пешеходам. А что, если на тротуаре лежит окурок и вы теряетесь, поднять его и бросить в урну или же пройти мимо? Секундное замешательство может стоить вам жизни, и вот почему столь важна проработка таких, казалось бы, мелочей на школьной скамье - это именно то, чему должно быть от начала до конца посвящено всеобщее образование. А бесполезные мелочи могут быть усвоены на досуге, когда-нибудь потом: вы самоопределитесь и совершите акт самообразования, выучив таблицу умножения, которая по большому счету еще никого и ни от чего не спасла, равно как и не спасет. Забудьте о "вечных" вопросах "что делать", "кто виноват" и "как понимать", которые возникают на почве "святой простоты", которая представляет собой воинствующую идеологию потерявшегося птенца, вырабатывающего стратегии для объяснения своей необученности базовому птичьему навыку полета.

-Мне кажется, что в школе было нечто похожее на то, что вы охарактеризовали как...

-Усвоенных знаний было недостаточно. Ибо куда важнее стратегии выживания для каждого человека является стратегия умирания, отношение к которому ныне характеризуется предельной инфантильностью. Знание или хотя бы стремление к изучению топологии загробных миров подменяется легкомысленными надеждами, которые объединяют атеистов и так называемых верующих. Если вы не верите в то, что все само по себе рассосется и исчезнет, то наверняка уповаете на провожатых, настроенных к вам благосклонно, но при этом лишь в исключительных случаях стараетесь заучить определенные методы коммуникации с ними. Вы полагаете, что сможете разобраться на месте, однако, если этого места не будет, то что? Найдется ли рядом тот первобытный шаман, которого призвание обязывало поддержать мертвого за локоток? Вы убили его?..

-Я? - Зигфрид растерянно улыбнулся.

-А шамана не может убить ни один смертный, посему правильно говорить не "убили", а "призвание не обязало".

-Понимаю...

-Мир, в котором вы живете, в действительности является загробным, и потому ныне велика тяга к уставам и четким правилам, что тянуться больше не к чему, а сливное отверстие, к которому не приблизится ни одно святое существо, уже в пределах прямой видимости. Вот оно...

Шаман поднялся - легко запрыгнул на стол и расправил крылья. Крикнул что-то на птичьем языке. Откуда-то ему ответила все та же ночная птица. Но темного края леса, из которого доносился ее крик, больше не было. Впрочем, и крик доносился уже не оттуда. Сразу за павильоном происходило что-то неприятное, это ощущалось и внутри - так, словно бы холодное течение у самых ног грозило размыть берег. Зигфрид с отвращением сделал шаг назад. Оглянулся на шамана, но место, на котором тот секунду назад стоял, было пустым.

-Тебе очень и очень повезло. - Несколько птиц страшно в унисон прокричало, подражая извращенной речи. - Повезло, что нашел последний знак мертвых. Знак мертвых, пограничный маркер для последнего существа, это значит: замри и жди, дай понять, что ты ждешь. Прикоснись, сотри, сделай что угодно, чтобы мы поняли, за кем подошли.

Птицы налетели на Зигфрида и принялись рвать его крючьями. Не то чтобы хотели из хулиганских побуждений измочалить - старались подхватить. Не совсем аккуратно, но только так и умели, тем более, что времени больше не было.