Игрушечный велосипед и контринициатическая серьезность

Любое современное средство передвижения наследует основные черты символизма гужевого транспорта. Автомобиль на дороге обладает вполне понятным техническим преимуществом над пешеходом именно за счет воспроизведения кастовой дихотомии между всадником (в случае автомобиля - возницей) и пешим.


Водитель четырехколесного транспортного средства, будучи позиционированным выше пешехода, тем не менее не достигает статуса рыцаря, то есть всадника, который пересаживается в седло мотоцикла, созданного как имитация лошади.

Пассажир четырехколесного транспортного средства перенимает функцию пассажира колесницы, что может значительно повышать его статус. Основным условием воспроизводящегося соответствия является не только отсутствие необходимости мускульного усилия для приведения транспорта в движение, но и опосредованность управления.

В отличие от езды верхом, когда речь идет по большому счету о том, что направление и способ движения являются результатом личного решения лошади, гармоничное сосуществование с которой позволяет всаднику корректировать выбор, механическое транспортное средство, как правило, не принимает никакого решения и слепо выполняет прямые директивы водителя. В этом отношении водитель представляет собой неотъемлемый компонент симуляции лошади, а отнюдь не всадника, иными словами, он предпринимает попытку воспроизвести ход лошадиной мысли. Всадником в данном случае оказывается штурман или пассажир, дающий водителю полезные советы.

Рудименты понимания указанных соответствий ложатся в основу измененного состояния сознания пассажира, который комментирует происходящее на дороге, предупреждает о поворотах и произносит вслух информацию с дорожных указателей, чего никогда не стал бы делать вне автомобиля.

Такое транспортное средство как велосипед, изначально позиционировавшийся в качестве "машины для ходьбы" и потому представляющий собой по сути дела игрушку наподобие ходуль или пружинных сапог-прыгунов, парадоксальным образом устраняет двойственность, присущую водителю автомобиля и мотоцикла, и целиком переносит ездока из пространства наездника в топологию лошади: управление велосипедом является непосредственным, а для движения требуется мускульное усилие.

Сложность восприятия велосипеда, который затруднительно оценить как-то иначе, нежели в качестве необузданной лошади, которая гуляет сама по себе, что неизбежно приводит к многочисленным аберрациями восприятия, основанным на когнитивном диссонансе при виде велосипедиста - не всадника, не пешехода и формально не лошади, - натуральным образом предопределяет наделение велосипеда и всего, что с ним связано, характером игры, которая оставляет возможность определить происходящее как сновиденческую иллюзию или временное состояние инфантильности.

Это подводит к одному важному моменту, а именно, к концепции удручающей серьезности, которая свойственна западноевропейской цивилизации и формируется как ответ на вызовы контринициатической культуры: будучи лишенным всего, человек предпринимает попытку обрести возмещение гнетуще холодной пустоты за счет "серьезного занятия", получающего известность как "хобби". У каждого европейца есть хобби, и если таковое сводится, например, к прокалыванию дырочек в ватмане, то европеец будет заниматься этим со всей серьезностью, а индустрия развлечений предложит ему внушительный набор ультрасовременных дыроколов.

Современный велосипед представляет собой такое же на европейский манер серьезное явление, как и современная фотография. В обоих случаях формируется иллюзия традиционности, несмотря на достаточную новизну явлений. Фотография и велосипед стали известны европейцу в XIX в. н. э., а современный вид фотоаппарата и велосипеда далек от законченности. Более того, если в случае зеркальных фотокамер можно согласиться с тем, что их эргономика к настоящему дню сближается с почти идеальной моделью прозрачного инструмента или продолжения руки, то применительно к велосипеду справедливо обратное: так называемые "устоявшиеся" компоненты, к которым относится, например, система переключения передач, являются результатом агрессивного маркетинга, по сути дела препятствующего любым инновациям.

Потребителю, как это часто происходит, лицемерно внушаются идеи специфического снобизма, идущего рука об руку с сегрегацией по ложно понятому имущественному и интеллектуальному признаку. "Серьезный велосипед не может быть дешевым." "Низшие модели переключения передач от Shimano - только для быдла." "Я не настолько богат, чтобы покупать дешевые вещи."

Но позвольте осведомиться, почему это ваше Shimano производит руками китайцев 2 высшие модели "не для быдла" и пятьдесят низших, мимо которых физически не может пройти ни один серьезный человек без того, чтобы не пожурить малообеспеченных "хомячков"? Посмотрите хотя бы на фотоаппараты Canon и укажите пальцем на модель низшей ценовой категории, которая разваливалась бы после нескольких сделанных снимков, все знали бы об этом и продолжали хлопать себя ладонями по животам от неизбывного наслаждения обладателей камеры профессионального уровня... Кстати, профессиональные модели фотокамеры и кассеты переключения скоростей находятся в ценовой категории пятизначных чисел, и потому стоило бы трижды проанализировать конфликтоготовность аудитории, прежде чем афишировать приобретение велосипеда за нищенские 4-5 тысяч евро.

Факт состоит в том, что снобизм нуворишей (лиц, приобретающих ширпотреб от дискредитированных производителей по непомерно высокой цене) искусственно поддерживается корпоративным маркетингом, формирующим завышенные цены на оборудование и иллюзию прямой взаимосвязи между ценой и "серьезностью".

В свете вышесказанного становится показательным феномен "ашанбайка" (см. тж. О "горных" велосипедах) и пренебрежительного отношения к нему и его владельцам со стороны "серьезных" знатоков вопроса, с пеной у рта настаивающих на сохранении "традиционных ценностей". Между тем, "традиционная ценность" дорогого велосипеда, предлагаемого тем же производителем, который на тех же фабриках производит непропорционально большее количество низкосортного хлама, формируется так же, как современная мифологема алмаза, "лампового звука", фотопленки, в меньшей степени - бумажной книги, и идет рука об руку с парадигмой оголтелой монетизации.

Каждый человек современного общества западного или прозападного типа принадлежит к сословию слуг, включенных во всеохватную систему взаимного услужения. Эта система известна нам как вайшьякратия. Отказ в обслуживании является одной из важнейших базовых характеристик шудрократии, стремящейся к эволюционному разрушению вайшьякратических устоев и установлению диктатуры корпораций. Завуалированной формой отказа в обслуживании является предложение недоукомплектованного товара, например, велосипеда без звонка и фонарика - такое предложение соответствует парадигме условно бесплатной (f2p) онлайн игры и бесконечно далеко от того, чтобы репрезентировать соответствие неким фэнтезийным уровням качества.

Пейоратив по отношению к "ашанбайку" вплотную смыкается с глубоким непониманием принципа "китайской подделки". Китайский велосипед пренебрежительно называют "макетом", тогда как он на системообразующем уровне и есть макет. Китайцы не считают игрушку признаком имущественной сегрегации - эта игрушка по определению доступна всем сословиям. Может быть это покажется вам сенсацией, но китайский производитель и потребитель не разделяют западноевропейской точки зрения на серьезность велосипеда. А вот коневодство для китайского и любого квази-традиционного сознания является делом серьезным. Невозможно подделать лошадь: даже если она может принимать участие в игре, то сама ни в коей мере не является игрушкой.

Разница между китайским и европейским взглядом на серьезность хорошо проясняется на российской почве, в силу исторических предпосылок не только воспринимающей все наиболее ущербные феномены из европейской культуры, но и трансформирующей их в нечто уникально безобразное, соответствующее православной сталинско-путинской лагерно-тюремной парадигме.

Существует такой китайский фотообменный сервис как MyTubo, который европейский и российский потребитель с неизбежностью вопринимает как "клон" Инстаграма. Однако, во время инсталляции программы серьезный пользователь должен испытать шок: "эта программа является игрушкой, игрушечной камерой". Странно, не правда ли? Разве можно позиционировать продукт для широкой аудитории в качестве "игрушечного"? - Потребитель входит в замкнутый цикл, в его смятенном сознании проносятся слоганы про "хавающих хомячков" (о "хомячках" см. статью Режим пониженной сложности в блоге Candala Media Inc.) и "планктон", пользующийся быдло-фотокамерой-игрушкой.

Следует понять, что китайский велосипед, парадигма которого легла в основу "ашанбайка", является игрушкой (дальнейшие модификации и имитации, предпринимаемые не китайским производителем, представляют особый случай - сродни "пародии на японское кино", которое в принципе невозможно подделать, как нельзя подделать сам принцип подделки), однако, что касается макета, которым он, конечно же, тоже является, то вопрос состоит в том, может ли быть консенсус серьезности достаточным основанием для того, чтобы не называть макетом любой велосипед, включая наиболее дорогостоящие "профессиональные" модели? Достаточно ли этого консенсуса для того, чтобы верить в воображаемые традиции и фиктивные знания, которыми обладают инженеры - создатели "серьезных" продуктов? Не окажется ли так, что благо китайской игрушки, созданной без чертежей, просто "чтоб красиво выглядело", состояло в том, чтобы ввести игрушку в каждый дом и утолить страждущих, утешить обманутых, пролить луч света в темном контринициатическом мире, а оголтелая монетизация, строящаяся на жесткой пирамиде "серьезных" предметов для хобби, лишь набила кошельки монополистов, усугубив страдания народных масс? Увы, это окажется именно так, но вы можете уже сегодня выйти из игры в серьезность, чтобы избежать фрустрации смертного часа, когда суровая дама с косой даст понять, что лучше бы вам принести в жертву тысячу китайских игрушек, чем одно свое "серьезное" и страданий ни одного существа не утешившее контринициатическое увлечение.