Презумпция объектности

Суккубология как изучение превосходных форм сознания имеет необходимостью так называемый объективный подход, только посредством которого достигается определенный консенсус или равновесие инстанций мысли, существующих, разумеется, вне связи ограничениями, которые накладывает форма. Изучающее здесь является равноценной и в равной мере схематичной инстанцией, настолько-же прозрачной, насколько требует того обстоятельство, введшее ее в игру.

Объективный подход имеет в виду, прежде всего, презумпцию объектности, связанной общим кводативным знаменателем в одну иерархию или порядок иерархий. Решение задачи не означает нахождение "ответа", но представляет собой в лучшем случае акт праведности, распределенный по инстанциям иерархии, рассматриваемой в контемплативном динамичном стазисе. Для решения требуется ясное или туманное рассмотрение фигурирующих инстанций, среди которых могут быть, например, "я", "моя левая рука", "моя шляпа", "лесная дорога" и т. д., что имеет ровно тот-же объективный статус как "дерево", "инферналы" и "ночные привидения". Если данное объектное поле приведено в надлежащий порядок, решение задачи может быть осуществлено. Только в том случае, если "я" и "архонты" рассматриваются в контексте иерархии, как онтологически сравнимые величины и объекты, есть возможность изучить иерархию и получить представление об ординации архонтов и других сущностей, в том числе "ночных привидений", что было бы, разумеется, полностью и безоговорочно невозможно без выполнения правил презумпции объектности.

Личный подход и симпатия, являющиеся строгой необходимостью для выполнения правил пиетета праедестинаций, равно как и в контексте бхакти, не представляют собой объект изучения, являясь кводативной модальностью превосходных форм сознания. Субъект никак не может быть изучаемым объектом, являясь здесь только посредством этой модальности и полностью исключаясь из области презумпции объектности посредством табу, подразумевающего, в-частности, исключение возможности отслеживания субъекта засчет нетабуированного, поэтому как такового нетабуированного быть не может, а транслируемая через логос реальность (изучения превосходных форм сознания) должна отражать правду способом, который полностью или частично исключал бы ее отслеживание. Стоит говорить о преимуществе частичного исключения, которое исключает возможность отслеживания засчет полноты неисключенного, данной в полном исключении.

Приблизительно такие замечаения хотелось сделать, говоря об инферналах и ночных привидениях, первые из которых являются сатурнальными, вторые лунарными сущностями, в противоположность онрио, имеющим более выраженный ассиатический характер.

Характер онрио получил широкую популярность в азиатском кинематографе, что повлекло за собой обращение к этому образу со стороны профанов, невольно использующих все, чего они коснутся, в целях пропаганды всякого рода извращенных идей, которые эксперты относят к категории "иудеохристианского садомазохизма". Удивительным образом эти ассиатические демоны низводятся до фигур мучеников, обретающих посмертное счастье. Данная профанация в образе Садако играет лишь формальное значение сюжетной канвы, не вытесняя собой демонического посыла, который в работах других азиатских режиссеров, схвативших веяние моды, практически сводится к нулю. (Стоит обратить внимание на то, что онрио Садако воплощает не абстракцию "демона", а древнего бога (асуру или титана)). В этом наглядно демонстрируется акт, противоположный презумпции объектности, - действующие фигуры наделяются субъектностью (поначалу в рамках художественной метафоры), личностью, человечностью и индивидуальностью.

Именно это должно полностью и безоговорочно исключаться из решения задачи, потому что даже если вы сильно ушибетесь головой, то и в таком случае тысяча для вас безымянных "субъектов" и "индивидуумов", мерцающих между деревьями в ночи, едва-ли поспособствуют благоприятному регрессу. Очеловеченное и индивидуальное в контексте как экстериора, так и аутоидентификации, не находится в равных категориях с нуминозным.