Несомненно, что лицо, с младенческого возраста привыкшее ходить в формирующих стопу колодках, физически не смогло бы использовать обычную обувь, однако, в случае привычки к костылям здоровый человек хотя и отнесся бы с осторожностью к перспективе отказа от них, но испытал бы на деле минимальный дискомфорт, который прошел бы после краткого периода адаптации. Годы обучения в музыкальной школе и выработанная привычка к бюджетному клавишному пианино (а все современные клавишные, в отличие от существовавших в первой половине второго тысячелетия н. э., являются бюджетными макетами) - это еще не основание апеллировать к причинам и следствиям, которые имели бы отношение к неким "традиционным" феноменам. Писатель, привыкший к пишущей машинке, напишет свой текст и на компьютере, а если в ход начинают идти апелляции к недостаточному ходу клавиш, которые, якобы, мешают писателю писать, то вопрос относится скорее к области тестирования IQ.
Так или иначе, если вы настаиваете на полной имитации физического механизма "традиционных" музыкальных клавишных инструментов, то вам следует сделать клавиатуру на заказ по чертежам органа XI в. В случае, если занятия музыкой не сказались на ваших когнитивных способностях (что маловероятно*), вы быстро привыкнете к этим рычагам, забудете о других клавиатурах, как о дурном сне, и сможете заново учиться играть. Учиться никогда не поздно. Даже дряхлому старику можно посоветовать предпринять экскурс в освоение чего-то совсем нового, ибо мгновенья этой жизни тягостны, они скоротечны, а за гробом далеко не факт, что багаж усвоенного вами будет востребован. Уравняется тот, кто ничего не знал и истекал слюной в инвалидном кресле, с тем, кто просиял, при жизни побыв той или иной знаменитой персоною. Так учитесь же новому, разумному и вечному, но помните о том, что важно совсем другое, а те различия между вами, которые служили лишь для подслащения пилюли дукхи, не столь существенны.
*Проблема низких показателей интеллектуальных способностей музыкантов достаточно очевидна для того, чтобы вкратце коснуться нескольких связанных с этим обстоятельств. В нашу медийную эпоху несложно сопоставить достаточно большое число свидетельств, в частности, интервью или написанных музыкантами книг, и убедиться в том, что здравый ум отказывается соотносить текст, страдающий всеми видами когнитивных дисфункций, с той музыкой, на основании которой складывается впечатление о собственно музыканте. Мы воспринимаем как должное, что, если авторские песни характеризуются удачным сочетанием мелодии и динамики, а также не лишены изощренных, почти каббалистических аллюзий, одним словом, формируют пространство демонического прорыва, то человеческий облик музыканта оказывается, мягко говоря, туповатым. В противном случае, скорее всего, под видом музыканта фигурирует менеджер или координатор связей с общественностью, настоящий же музыкант заточен в подвале и работает за кусок хлеба и воду.
Данное обстоятельство, конечно, не имеет ничего общего с "врожденным слабоумием" и имеет вполне ясные причины, заключающиеся в дистанции, которая разделяет различные модусы когнитивной деятельности. Полагаясь на культуру вербального и визуального сигнала, мы привыкли к тенденциозному определению самого понятия интеллекта и умственного развития. Нас тревожат безмолвие и темнота, идущие рука об руку с информационным вакуумом, который, однако, основан на ограничениях наших инструментов восприятия. Мы видим пограничную нейтральную полосу, не отдавая себе отчета в том, что имеем дело с конструктивными особенностями нашего сознания, а не с реальным отсутствием сигнала. Так же и между состоянием, в которое поневоле погружается музыкант, и тем, что мы привыкли считать деятельностью развитого ума, проходит полоса невосприятия. Фактически это делает музыканта другим подвидом человекообразной особи, но что касается количественного или качественного превосходства одного вида над другим, то ситуация не столь проста, как в случае двух чаш весов. Все, что мы считаем определенным, таковым не является и лишь подчеркивает трагикомизм человеческого существования, погруженного в отдельные фрагменты, и сама разница между светом, звуком и запахом представляет собой обман беспомощных чувств.
Помимо естественного выхода за рамки того, что представляет собой конвенциональная разумность или сознательность, современный музыкант, как правило, становится жертвой печально известного музыкального образования, которое даже на фоне общеобразовательных практик демонстрирует весьма зловещие модели муштры, направленной на формирование покорного раба. Система музыкального образования, начинающаяся с принуждения к безвольному изучению того, что в лучшем случае не нравится (ибо то, что не известно, по умолчанию не нравится, а разница между подарком в обертке и принудительным трудом над неизвестным материалом вполне очевидна), без возможности оценить навязываемый выбор, представляет собой машину для производства инвалидов, неспособность которых сделать шаг влево и вправо и адаптироваться к "нетрадиционной" клавиатуре в порядке вещей.
Что же такое клавишы и какова их роль во всемирной культуре? Могут ли клавишные инструменты претендовать на "традиционность"? Ответ отрицательный.
Первым из известных европейцам клавишных инструментов, как гласит предание (аутентичность которого лежит в области сказок о древних исландцах), был церковный орган, в механике которого обыгрывались формальные черты альпийских горнов. Служители человеконенавистнической религии, обратившие внимание на великолепные психоакустические характеристики ритуальных духовых инструментов, которые были в ходу у автохтонных европейских племен, предприняли вполне закономерную попытку "усилить эффект" путем количественного умножения и, по возможности, понизить планку требуемой квалификации исполнителя. Разработанный для управления церковным органом набор рычагов был достаточно удобен и нагляден для того, чтобы после быстрого обучения на нем могли играть крестьянские дети. Дешевизна расходного материала исключала заботу о здоровье, которое натуральным образом приходило в негодность после дней и ночей, проведенных за прослушиванием громкого воя вульгарных труб.
В последующие столетия очарованные "величественным звучанием" органа глухие епископы способствовали популяризации своего изобретения. В частности, для его усовершенствования были применены самые новые технологии. Научная мысль к тому времени позволила уменьшить размер клавиш и, хотя это не входило в интересы церкви, настаивавшей на максимальном неудобстве исполнения (клавиатура первого органа была в несколько раз больше исполнителя), некоторые из новых технологий все таки нашли свое место в органной промышленности, дав начало новой эпохе в европейской музыке. Именно тогда появилась клавиатура того форм-фактора, который известен по сей день.
Вторым важным моментом в истории клавиш стало создание относительно компактного клавесина, изначально разрабатывавшегося для домашнего использования. Влюбленные в то, что они после длительного прослушивания органа называли музыкой, церковнослужители и их хозяева настояли на том, чтобы в роскошных придворных палатях были установлены пригодные для легкого освоения инструменты. Примитивная система рычагов, которыми была дополнена арфа, и броские черно-белые клавишы, пригодные для лиц с нарушенным цветовосприятием, произвели фурор и сделали клавесин хитом сезона. На этом развитие форм-фактора клавиатуры подошло к концу.
Если в первые века существования клавишных инструментов пестование неэргономичной и максимально неприспособленной для использования человеком модели клавиатуры могло объясняться косностью и мотивами ложно понятой унификации, то с конца XIX в., а в особенности со второй половины XX на первый план выходят соображения маркетинга, который, в чем и состоит свойство его природы, препятствует любым инновационным разработкам и качественным модификациям.
Развитие клавиатурной промышленности к XVIII в. привело к существенной деградации самой европейской музыки, деградации, которая, впрочем, была предопределена становлением Романтизма. Появление фортепьяно, как и тот факт, что все ресурсы были брошены на совершенствование динамических показателей клавиш, находилось в соответствии с веяниями эпохи. Динамика клавиш, то есть возможность воспроизводить звуки в широком диапазоне интенсивности, соответствовала тенденциям ложного усложнения. На первый план в работе композитора и музыканта стало выходить так называемое настроение, фиктивное чувство, маскируемое поддельными оттенками и девиантной виртуозностью исполнения. Сформировавшаяся как рудимент астрометрической точности простота музыки европейского Средневековья, претерпев количественную эволюцию Ренессанса, погрузилась в сумерки размягченного Романтизма, по которому со стенаниями сами по себе бродили контринициатические музыканты. Настроение, вариации которого воспринимаются "как данность", а нюансы не позволяют отличить актуальность одного переживаемого состояния от другого, стало определяющим фактором, вытеснившим символ и идею за рамки экзистенции.
D.A.O. Rating
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.