Привычка и привязанность

Одной из излюбленных новостных тем современных СМИ по праву признана страшилка, разоблачающая культурную деградацию, на которую обрекается простой человек отказом от устоявшихся моделей развития, например, от обучения [ср. Обучение] письму.

[08.09.2011] Школьники американского штата Индиана с началом осени отправились на уроки в приподнятом настроении - им больше не придется старательно выводить в тетрадях буквы. [...]

"Ну это прямо трагедия."

К этой же категории относятся и узко-специальные, имеющие уклон в сентиментальность, повторения "мантр" об исчезнувших фотопленках, винилах и теплом ламповом звуке. "А почему не о приятном звуке патефона?" - Поневоле спрашивает себя каждый интеллигентный человек.

Исчезновение приятно стрекочущих пишущих машинок больно ударило по сфере культурного досуга и образования, в частности, что касается воспитания детей дошкольного возраста, столь охотно мастеривших из копировальной бумаги маски афроамериканцев.

Историческая протяженность или хронометраж аляповатых средств отправления пустой контринициатической экзистенции, как правило, не превышает срока жизни одного человеческого поколения, однако, с точки зрения современной культуры низших каст, это не становится препятствием для приравнивания привычек к "традициям". При этом такое явление, как книга, в виду низкого уровня развития технологий просуществовавшее несколько веков, поневоле становится "древностью" или абстрактным "достоянием", без которого нельзя себе помыслить никакого культурного наследия.

Регулярное повторение страшилок, преподносимых как нечто широко известное и несомненное, а особенно повторение их на заднем плане, как если бы они сами по себе являлись доказательствами, "в любой бочке затычками", отравляет сознание человека с пеленок, принуждая его поневоле вырабатывать толерантность. После этого произносимые слоганы начинают представляться близкими к сердцу, а их странные междискурсивные модификации проходят сквозь любые критические фильтры. Нечто подобное произошло со знаменитыми "дурными привычками" и вообще с "привычками", мысль о которых разглаживает морщины на лбу и заставляет даже самого сурового человека залиться счастливым смехом, как если бы он, проживя годы на чужбине, услышал родную речь, впрочем, не официальный государственный язык, а местный говорок (звучащий по детски трогательно и елейно, как старославянский новояз для россиянина или великобританский язык для жителя северной Америки).

В результате массированной обработки фантазмами дурных привычек внутренний цензор перестает или даже не начинает справляться со страшилками, приходящими с других, зачастую неожиданных направлений, например, из околорелигиозной сферы, твердящей о знаменитых "привязанностях".

Сегодня, однако, не вызывает сомнений то, что привязанность является надежным пристанищем рабов контринициатического договора, потомственных сирот, которым на роду написан слив. Это островок обманчивой безопасности в океане блуждания утлой лодки, но эта безопасность далека от того, чтобы быть средством индивидуальной защиты, так же, как края ванны не являются средством индивидуальной защиты мыльной воды. Пейоратив привязанностей, который в "модных духовных учениях" представляет интеллегентную подмену (smart replacement) понятия греха, становится ничем иным, как еще одним маловразумительным инструментом воспитания зависимости от государства и религиозных институтов. Обвинительная риторика привычек и привязанностей - это неотъемлемый ингридиент опиумного отвара для темной и отсталой массы населения.