Боевые Ботиночки

В деревнях существует проблема, о которой не принято распространяться за чашкою глинтвейна, заключающаяся в избытке обуви, выглядящей совершенно непрезентабельно и бесхозно. Тут находятся какие-то детские и женские туфли двухсотлетней давности, полностью утерявшие форму и видом схожие с окаменелыми пельменями, но более всего удивительно не их состояние, а ничем не объяснимое количество, в-целом неизменное, однако подверженное ротации. Кажется, что вся деревня сговорилась однажды собирать обувь и хранить ее в одном каком-то доме, но в действительности одним домом дело не ограничивается.

Когда меня пригласили в горницу, то по-незнанию я снял ботинки и оставил их рядом с небольшим, как мне казалось, скоплением другой обуви. Мои ботинки выгодно и гордо возвышались над серой массою, а я ношу в деревне всегда Kampfstiefel с косой подошвой.

Откушав русского med, который поднесла пожилая babuschka, и потрепав по щеке белокурых sorvanetz, столь разительно отличавшихся от тех-же гостеприимных devka, которых в деревне уважительно именуют blyadi, я поблагодарил крестьян за угощение и собирался покинуть подворье, но каково-же было мое удивление, когда ботинки мои совершенно растворились среди самобытной обуви, увеличение числа которой можно было теперь видеть невооруженным взглядом!

-O mein lieber Gott! - Рассмеялся я. - Теперь я начинаю понимать веселые, по-есенински теплые аспекты русской duschevnosti! Какой тут может быть Polizeikontrolle или Komendantskij Tschas, если требуется подход поэта и художника, но не ледяной рассудочности!

Невольно я опустился на пол среди всей обуви, что заполнила seni (так называется русская прихожая) и почувствовал себя ребенком сродни тому самому sorvanetz, детство которого наверняка прошло на этом-же полу, где обувь заменила ему игрушки.

Сидя на полу и углубляясь в поиски своих Kampfstiefel, вместо которых мне попадались в лучшем случае окаменевшие сапоги русской армии конца XIX в., я заметил рядом с собой пожилую крестьянку с tschugunock kaschi, которая заботливо и немного снисходительно наблюдала за тем, что со мной происходит.

До глубины души меня поражало то обстоятельство, что, пока я мучился поисками, перебирая вещи, которые скорее всего никогда не носил человек, а использовали все те домовые, банники и овинники, населяющие каждую евразийскую деревню, через сени регулярно пробегал какой-нибудь деловитый muzhik или baba, а еще чаще rebenok, ловко выхватывавший из завалов обувку, мгновенно надевавший ее и исчезавший в дверях. Однако стоило мне потянуться к тому месту, где виднелся край подходящей человеку обуви, как остальная буквально обрушивалась, начисто лишая меня способности ориентироваться.

Пожилая Bäuerin mit Tschugunok kaschi наконец стала проявлять признаки кооперативности и молча указала пальцем на какую-то часть обувного завала.

-Danke, nette Frau. - Улыбнулся я ей, как учили в школе, и проследил за ее взглядом. Каково-же было мое удивление, когда на месте, где еще секунду назад ничего, кроме десятка старых детских сандалий не было, стояли ботинки, однако не совсем соответствовавшие моим ожиданиям: вместо моих Kampfstiefel здесь находились совершенно новые с иголочки спортивные полуботинки, всем видом своим желавшие сказать о том, что еще до того как у них оторвутся все лямки, треснет подошва, а еще раньше порвутся шнурки.

-Извините, - сказала krestianka в ответ на мое невысказанное удивление, - но это хорошие сапоги, в них недавно приехал Павлик, а сейчас он топит баню и ему они пока не нужны. Обычно он оставляет их рядом со своим вещмешком, но я решила прибраться в избе и сложила обувь к обуви. А в ваших ботиночках спозаранку батюшка наш поехал по дрова.

"Um Gottes Willen!" - Только и промелькнуло в моем сознании.