Агенты Хаоса

Недавно в одном пабе я занимался тем же, чем обычно, то есть дегустацией спиртного, настоящий вкус которого начинаешь чувствовать только на третий день, и нечаянно разглядел у противоположной стороны стойки агента - так я привык называть этих странных личностей, о которых наверное уже писал в своих донесениях.

Они крайне медлительны, но в движениях чувствуется особая грация, присущая фантому, который как исследовательский батискаф проплывает меж стайками глубоководных рыб-пузырей, обращающих на него внимание только тогда, когда он сам этого захочет, и неизменно ужасающихся редкому, но точному движению стальных захватов. На их одежде и лицах - и даже не волосах - лежит легкая седина, которую можно спутать с пылью. Когда вы решите сократить путь в незнакомой местности и свернете на проселочную дорогу, то вероятно сможете встретить эту личность медленно идущей в ту сторону, куда движетесь сами, но обогнав ее, не разглядите лица.

-Нас всего пятьдесят. - Неуловимо улыбнулся вместо приветствия агент, стоило мне пересесть ближе к нему. - Пятьдесят братьев и сестер одной семьи. Мы - нация господ.

Я тактично промолчал, дегустируя ром, который пряным своим ароматом напоминал зубную пасту из аптеки. Над стойкой работал телевизор без звука и агент исподлобья уставился на диктора. По мере того, как я переводил взгляд с экрана на него и обратно, меня охватывало естественное любопытство. Казалось, агент управляет говорящей головой, как марионеткой, заставляя ту повторять комичные ужимки.

-А я могу даже убить ее. - Покосившись на меня, угрюмо сказал агент. - Если захочу.

Признаться, я всегда мечтал о том, чтобы какой-нибудь диктор скончался в прямом эфире, и махнул кельнерше, приказывая подать угощение агенту.

Спустя мгновение глаза диктора остекленели, он побледнел и исчез с экранов ваших и наших телевизоров.

-Теперь обратного пути нет. - Серьезно обратился ко мне агент. - Я смог показать вам дверь, но вы должны были войти в нее своим ходом. Никто не тянул вас переходить эту грань.

Я согласно кивнул и попросил продолжать.

-Хотите ли вы войти в нашу семью, приобщиться к тому, как мы ходим, как мы дышим и как говорим на языке, не доступном ни одному племени из тех, что обитают по соседству? Хотите ли - а это трудно, я сразу говорю, что это очень трудно - подчинить себе реальность и научиться летать по воздуху, убивая врагов силой мысли?

С этими словами он извлек из полотняного мешка, который лежал под стойкой, несколько иллюстрированных брошюр. Я увидел на обложке обращенные ко мне покрытые сединой лица с лишенными бликов глазами и непроницаемыми выражениями - молодые женщины и мужчины в выцветших пепельных одеждах совершали неприветливые действия на всех последующих страницах еженедельника. Наполненные всепожирающей ненавистью и вместе с тем небрежные, как росчерк пианиста или скрипача, жесты угнетали леденящим страхом, отчаянием, сочившимися со страниц в ту или другую сторону и наполнявшими когда-то бывшие знакомыми интерьеры - женщина у кухонной плиты, школьница у доски, на ней кожаная маска, пенсионер с палочкой... Я невольно вцепился ногтями в край стойки, преодолевая металлической изжогою пробежавшую по зубам дурноту, и дрожащими пальцами перевернул страницу, устремляя невидящий взгляд прямо перед собой.

-Вы смотрите на эту женщину и она кажется вам привлекательной? Вы видите школьницу и спрашиваете себя, маска на ней лошадиная ли или скорее подобная ослу? А пенсионер - раскачивается он на каблуках и машет палочкой на краю поребрика ли или взобравшись на высотку? - Голос агента вывел меня из оцепенения и я вздрогнул, поняв, что невидящий взгляд мой устремлен по другую сторону стойки, где уже давно стоит женщина - та самая, которую я видел или думал, что вижу на рекламе кухонной утвари. Она не поправляла упавшую на сумеречный лоб прядь волос неопределенного цвета и пришла сюда очень давно - она была там еще до того, как я заметил агента, и по-видимому весь вечер стояла рядом со мной. Но где она стояла, если я не видел ее?

Где-то за ее спиной маячила и школьница, в динамике смотревшаяся более живо что ли и как-то по-взрослому медлительно водившая хвостом, что шлепал по ее ногам.

-Я вижу, - сказал агент, - что вы нашли много для себя интересного в нашей литературе, основанной на реальной жизни. Позвольте вас заверить, что это только намек - только лишь скромный намек на то, что в действительности происходит.

-Мне кажется, - сказал я, еще раз взглянув на обложку журнала, - что в вашей литературе материал преподнесен чересчур прямолинейно, не оставляя места загадке или элементу недосказанности, не столько оттеняющей смысл, сколько намекающей на интенциональные структуры.

-А вот это вы зря. - Мой собеседник покачал головой и сложил руки на груди. - Если вам нравится то, что оставляет меня равнодушным, и если вы настолько равнодушны к тому, что я позиционирую как нравящееся - а только равнодушие толкает вас на скользкий путь необдуманной критики - то это может быть расценено как предательство. Я далек от того, чтобы прямо сейчас выносить вопрос о недоверии на голосование, но будьте уверены, что всякое голосование у нашего народа подразумевает полное и безоговорочное единодушие, а это значит, что косой взгляд, брошенный на меня или вот на нее...

С этими словами агент повернул лицо в сторону своей соотечественницы, статуей белевшей напротив. Та покосилась на сладострастно мычавшую школьницу, а школьница посмотрела на пенсионера, молча тыкавшего своей палкой во что-то мягкое на полу.

-...или если на нее вы посмотрите косо, то вы посмотрите косо на нашу нацию и будете подвергнуты заслуженному всенародному линчеванию. Мы тогда хорошо попляшем на этих животрепещущих чувствительных косточках.

Он сделал неуловимое движение и двумя пальцами схватил меня за запястье, а затем продолжил нравоучительную речь:

-То, что кажется вам чересчур прямым указанием или даже грубостью, вместе с тем представляется вам всего лишь искажением правды или пересказом ее на какой-то неподходящий манер. Нет ли в этом противоречии некоей странности?

-Я, - сказал я, - раньше думал, что сложные вещи, открывающиеся моему острому чувству восприятия благодаря развитой восприимчивости, указывают на непростые образно-символические структуры, но теперь, когда вы открыли мне глаза, понимаю, что ошибался.

-Смыслы не всегда граничат с содержанием. - Уклончиво заметил агент.

В то время, пока я пытался обдумать его последнюю фразу, женщина обогнула стойку и села на табурет справа от меня. Я уловил запах хризантемы. По другую сторону присела ослоголовая школьница. От нее пахло навозом.

-Вы чувствуете исходящий от меня запах. - Послышался низкий голос, звучавший как бы ниоткуда. Обхватив пальцами стакан, женщина смотрела на меня, периодически опуская веки. Синхронно с нею школьница поглаживала себя по животу и кивала в такт словам. - Дело в том, что от моего брата исходит запах гвоздики, которого вы не могли почувствовать по понятной причине.

-Вот в чем дело...

"В нашем роду употребляют в пищу насекомых. - С выражением произнес голос у меня в голове. - Для их ловли мы используем язык, и это характерное движение уже давно доведено до автоматизма. Мы не могли допустить, чтобы мухи этого заведения приближались к нам, и использовали растительные препараты, которыми обработали кожу."

-Если вы внимательно посмотрите на сестер, - сказал агент, - то поймете, что от мух можно предохраниться без того, чтобы отгонять их.

Я внимательно посмотрел на обеих дам и без труда нашел подтверждение этих слов - на пергаментно-серых плечах, на груди, на руках и даже на лбу женщины шевелились отяжелевшие от масла хризантемы насекомые. Что происходило под латексом и кожей школьницы, я не берусь судить, но очевидно, язык сестер был приучен реагировать на запах здорового животного и не приходил в действие, если чувствовал болезнь либо врожденное уродство, обозначаемое неправильным запахом.

-Поскольку брат уже ввел вас в курс дела, нам пора. - Сказала старшая сестра и, намертво вцепившись в мой локоть, спрыгнула с табурета. Синхронно с ней брат сделал аналогичное движение слева от меня. Школьница, то есть младшая сестра, напротив, навалилась грудью на стол и тот затрещал. Табурет подо мной опрокинулся, но я устоял на ногах и вынужден был передвигаться задом наперед, поскольку братья и сестры и не думали останавливаться.

-Минутку... - Решительно начал я, но смолк от резкой боли в локте.

-Вы уже ознакомились с документацией. - Сказали они. - Согласно законам нашего народа, это означает, что вы полностью согласились с перемещением.

-Одну минутку! Я не против перемещения, но хотел бы остановиться на процедурных вопросах. Как уже было отмечено, ваша нация состоит из пятидесяти человек, вследствие чего я не могу стать пятьдесят первым.

-Сразу после прибытия вы будете помещены в одного из тех, кто уже существует. Разве это так сложно понять?

Под прицелом непроницаемых глаз я с досады прикусил губу.