Традиция, краеведение и патриотизм

Близость патриотизма и национализма неразрывно связана с понятием гражданской общности и солидарности, что в наши дни, однако, является абстракцией, наличие реальной почвы под которой далеко не бесспорно. Крепкая почва под ногами может быть у солидарности полов, каст, цехов и у солидарности жителей национального анклава (деревни, полиса, племенной резервации и т. п.), но отнюдь не у солидарности безродного населения. Понимание того, что единственной функционирующей формой гражданской солидарности ныне является принудительная солидарность совести, также именуемая правовой солидарностью, на лице которой навечно застыла фарфоровая улыбка, систематически подменяется мечтаниями и суггестиями, идущими рука об руку с вымышленной и столь же абстрактной, как "отечество", традицией, якобы скрепляющей поколения.


В современном мире апелляция к отцам со всей неизбежностью проливает свет на драматический разрыв в том, что касается любого рода преемственности, а "традиция" в смысле как "передачи знания от отца к сыновьям", так и обретения старшим и поздним поколениями одинакового инициатического знания, является нонсенсом. После многих веков систематической дискредитации всех предшествующих поколений отношение к отцам как к репрезентантам парадигмы нелепого, а зачастую и преступного пережитка, ныне представляется естественным.

В условиях, когда все "общепризнанные ценности" подвергаются постоянному "пейоративному переосмыслению" и не теряют актуальности в течении минимального периода в 5-10 лет, едва ли можно вести речь о возможности не только позитивного восприятия, но и общего понимания "дедовского уклада", соответствие которому и могло бы служить основанием для проведения параллелей между патриотизмом и традицией, ибо непрерывность традиции означает не "улучшение" или "изменение" воспринятых от отцов знаний, но безусловное тождество общих и частных аспектов экзистенции всех поколений, опирающихся на инициатический, а не вольно интерпретируемый, переосмысляемый и псевдоисторический опыт.

Рудименты патриотизма как традиционализма в наши дни доживают свой век в богом забытых перуанских этнозаповедниках и нигде более. Этот доживаемый век достаточно короток, потому что любой контакт с современной цивилизацией, пусть и представленной исключительно этнографами-энтузиастами, необратимо развращает архаическое племя.

Теперь остановимся на том, насколько вообще уместным является проведение параллелей между патриотизмом и традицией.

Патриотизм является идеологией локализуемых обстоятельств и представляет собой не столько зеркало, сколько описательную науку о контурах тени. "Земля отцов" ("отечество", "Vaterland") это далеко не "земля предков", а "отцы" и "предки" в известных нам языках обозначаются отдельными лексемами, потому что Предки это не отцы и не матери, они не люди и даже не антропоморфные существа. Именно Предки передают поколениям архаического племени Традицию - тем поколениям, которые в порядке инициатических ритуалов являются Предкам в их всевременном континууме. Для Предков нет ни отца, ни сына, но есть только* прокреативные мысли самих Предков и только объекты, реализующие кводативные методологии, в аспекте которых отец, мать, брат, сын и дочь - это не "кто" и не "что", но "когда".

*Говоря "только", мы, вне всякого сомнения, полагаем, что это "только" наделено превосходным качеством и существенно превышает порог познаваемого, также как небытие во всех отношениях обладает превосходством над бытием.

Совершенно очевидно, что патриотизм, апеллирующий к земле отцов или отечеству, формально может означать что угодно, в том числе наследование той рабской лояльности по отношению к нелегитимной власти, в духе которой были воспитаны отцы. Не будет ошибкой сказать, что патриотизм - это садо-мазохизм, а также идеология приверженности контринициатическим стандартам, потому что и отцы были привержены им, они были в плохом смысле пидорасами и садо-мазохистами, проникнутыми ненавистью ко всему миру и готовыми ради места у лохани твердить о благе. Видите-ли, в награду за жизнь им выделялось такое место, которое им даже не принадлежало, а принадлежала ли им "земля" - это вовсе не вопрос.

Обладающее много большей, нежели это свойственно "отечеству", близостью к парадигме "земли предков" понятие "родины" в актуальной языковой и культурной среде претерпевает беспочвенную романтизацию и переосмысление, основанное на обратном инженеринге той совокупности идеологем, которая присуща "патриотизму". Феминизация с уклоном в формирование образа строгой матери, на вооружении у которой имеется бесхитростный джентельменский набор женских манипулятивных техник, идет рука об руку с адаптированным к чувствам шудр романтико-патриотическим флером саморедуплицирующихся и аутореферентных куплетов песни "С чего начинается родина". Эти обстоятельства делают слово "родина" (в отличие от слова "родина" с ударением на второй слог, например) ненужным радикальному краеведению.

Радикальное краеведение, в отличие от лицемерного "патриотизма", основано на парадигме абсолютного превалирования духа над всеми аспектами места и утверждает, что отцы - личные и чужие, являются лишенными смысла статистами, а для блага демонопоклонника следует отделаться не только от "отечества", но и от "отчества" в паспорте. (День же рождения поменяйте на тот, который предельно точно и очень искусно рассчитаете в результате многолетнего одержимого помрачения над гримуарами, и пусть этих дней будет столь же много, как дат инициатического рождения). Земля, являющаяся предметом краеведения, представляет собой край сознания Предка, и деталью этого края является территория, известная как ареал обитания. Территория эта воссоздаваема с астрометрической точностью и, если адепт краеведения окажется в межзвездном вакууме и на то будет воля Предков, он найдет себя среди полей и рек, холмов и долин, которые структурируют родную землю, и он будет в ней обитать.

См. тж. Либералии и квинкватрии - вопросы определения либерализма
Гражданская нация и национальное государство
Право на свободу передвижения и замечания о гражданской нации
Совесть и нервы - вопросы правового сознания