Органы-переростки в предметах современного искусства

Распространенный обычай психологических трактовок единиц изобразительного и письменного искусства лежит в той области, где действовать приходится по-старинке, дедовскими методами, неэффективными постольку, поскольку они бесконечно далеки от модуса функционирования самых эффективных существ во вселенной.

В различной литературе эпохи развитой шудрократии, которую называют постмодерном, как будто тем самым что-то меняется или меняется в более удобную кому-то сторону, нередко можно встретить упоминания органов-переростков, но дело в том, что все эти вещи бесконечно далеки от реальности и они не приведут ни к какому результату, поскольку на него не рассчитаны.

Как и все феномены шудрократии, они рассчитаны на гармоничное сосуществование в рамках актуального общественного договора, базирующегося на контринициатических ценностях, полностью противоположных архаическим и традиционным.

Отсутствие инциации подразумевает под собой лишь подобие жизни, мерцающей в глине, занятой самой по себе своими маленькими делами, живущей "einfach vor sich hin". Ее потребности и устремления бесконечно неважны и знание о принципах ее функционирования является структурным компонентом лишнего материала.

Тысяча великих умов, посвятивших себя подобной тщете, не смогут ничего противопоставить одному мимолетному взгляду эффективного существа.

Теперь что касается предубеждения о применении ложных знаний в процессе коммуникации с неким абстрактным социумом или его представителями. У кого-то может возникнуть идея о том, что общее знание даст преимущество, но позвольте спросить, перед кем?

Вся социокультурная среда представляет собой плод воображения и можно сколько угодно махать перед ним бумажным мечом, но это не имеет ничего общего с "упражнениями" во владении пламенным мечом мудрости, потому что не имеет к этому ровно никакого отношения.

Рассмотрение предметов современного искусства в призме современных методологий это полностью абсурдное занятие, потому что методы эти базируются на культурном пласте шудрократии, а обращаясь к "традиционным" концепциям, преследуют только одну цель: извратить их до неузнаваемости и переработать в пищевые добавки для контингента населения всемирного хосписа.

Редкие прецеденты столкновения поэтов и художников с действительно эффективными духами, причащающими тех к своему великому помыслу и приобщающими к демоническому прорыву, представляют собой часть вселенской симфонии, услышать которую сможет тот, кто никогда не умрет. Блаженство распада, данное одержанным культурным героям, это наинизшая форма, которой может достичь человеческое существо, хотя о таковом уже вряд-ли можно вести речь. Присоединение к демоническому помыслу открывает врата таинства помрачения, омовение в пустоте, исчезновение в безвидности Хаоса не имеет ничего общего с тем, что могло бы оставить от человеческой формы даже самый малый лоскут. Итак, они блаженствовали, пока создавали вместе с демонами, и блаженствовали, когда растворялись в небытии, и пройти вслед за путеводной нитью Помысла, отмеченного ритуальным результатом демонического делания, суть задача для благородного ума.

Потому, у лицезреющего на холсте две фигуры, размеры которых лежат в разных весовых категориях, а формы трудносовместимы, должен прежде всего возникнуть вопрос к одному или обоим из двух существ, вопрос о том, что было и что вечно будет, и только в третью очередь о разрыве, базирующемся на контринициатической данности, о разрыве, компенсирующемся по-определению безысходными мечтаниями. Оставим вне контекста обмена помыслов высших существ лежащее на поверхности родительское отношение большей фигуры к меньшей - это ничто иное как наблюдение, которое лишено смысловой нагрузки.

Фактически то-же можно отнести к восприятию и любой иконографии с ее законами, извращаемыми шудрократией - и извращаемыми лишь для того, чтобы это ни к чему не приводило, то есть ни для чего. Из этого не следует, что в размерах фигур традиционных предметов культа не отражен определенный семантический уровень фамильярного отношения, однако еще меньше следует из наличия этого уровня, что он лежит в фундаменте современных семей, которые, как уже должно быть ясно из вышесказанного, бесконечно далеки от реальности.

Искоренение промискуитета и скотоложества, строгих и чрезвычайно сложных замкнутых систем, в которых переплетены в единый тугой клубок концепции эндогамии и экзогамии и которые, в общем-то, имитируют устройство мира цветов и деревьев, делает человеческое общество абсолютно бесперспективным и единственной перспективой для отдельных его участников является прекращение органического бытия.