Случай на паперти

Я видел, проходя по городу мимо уютной паперти, как один прихожанин, поймав мальчугана-сиротку, стучал того головой о каменную ступень. На лице господина сохранялось невозмутимое выражение, только очки в тонкой оправе норовили соскользнуть с носа, что невероятно его раздражало. Он то и дело останавливался, бросал мальчика и обеими руками поправлял дужки, вкладывая в эти жесты невиданную доселе ненависть. Затем он ловко подхватывал тушку и принимался выколачивать пыльцу из ножек-ручек да головенки, пока череп совершеннейше не пошел вразнос и ступени не перепачкались брызгами мозговых шариков. Мозг человеческий - удивительный прибор, огромный, как сама жизнь.

Затем господин отряхнулся и с улыбкой, подбоченясь, стал дожидаться услужливого полицейского, который вскоре появился и с уважением подошел к паперти, на ходу доставая блокнот. Полицейский приподнял мертвого ребенка, держа его на отлете, дабы не выпачкаться самому, и вопросительно посмотрел на господина в очках. Тот кивнул и ударил раскачивающегося мертвеца каблуком в колено, заставив прыснуть даже самых черствых людей - попов, которые исподлобья наблюдали за происходящим, столпившись в дверях.

Блажен насильник и детоубийца, ибо, когда попадает он в тюрьму, то становится на верхушку иерархии - пожалуй, даже выше начальства, выше людей в форме. Не всякому удается отбить у темных и отсталых представителей народной массы охоту рожать и проедать добро государственное, накопленное миллионами честных налогоплательщиков, но тот, кто это делает, пользуется уважением и почетом. Поэтому, когда кто-нибудь у нас хочет подняться выше власти государственной, покупает он топор и идет рубить да насильничать. На том и стоит земля наша.

-Вы, я погляжу, перепачкали ботиночки лютой мозговицей из изголовия отрока, пока дробили кость его и смягчали плоть его. - Полицейский цокнул языком и с состраданием покосился на попов, один из которых тотчас сконфузился и принялся стягивать с себя рясу через голову, под рясой же были у него трусы парчовые, длинные - до колен. С рясой в руках подбежал он, кланяясь, к полицейскому, застенчиво поклонился, а затем рухнул на землю и принялся целовать да лизать ботиночки господина, заодно протирая их рясою и любуясь на блеск.

-Поганое сукровичное чудовище! - Подняв голову, он показал пальцем на труп мальчика, негодующе фыркнул, а затем продолжил свои любезности с ботинками.

-Любо мне языцем моим лизать ботинища ног твоих, человече. Хорошо то как, о Боже мой, под солнцем пламенным весною добро сотворять. - Приговаривал он.

-Вас, господин мой прелестный, - обращался тем временем полицейский к герою дня, - поставим мы надо всеми, выше начальства, будете в иерархии царем. Как привезут вас в тюрьму, забирайтесь на полочку высокую, самую удобную, а другие пленники станут подносить вам пряники, но вы их не благодарите - они боятся доброго слова - а заместо этого плюйте на них и испражняйтесь и мочитесь с верхотуры. Моя сестра младшенькая сестрой милосердия служит в казематах скорбных, и я говорю истинно, что будет она вам на хуй насаживаться во каждый день и во каждую ночь, когда востребуете. Дайте знак и передадут ей, эй, Гниетта (так зовут мою единоутробицу), задирай юбку, детойбийцу ублажать час пробил. И, пожалуйста, не жалейте ее, покажите всю силу, давите на нее, а можете и постучать о стену. Спермиями вашими забейте утробоньку ее, дабы и мне, грешному, по жизни повезло. Опосредованно, через нее, причащусь я к насильничанью вашему, к яростной злобе, и высосу изнутри ее, когда домой придет она, хромаюче и срам прикрываюче ослабшими руками.