Когда они пришли

В детстве я, как и подавляющее большинство моих сверстников, верил в то, что взрослые никогда не шутят. Я видел, что они смеются и усматривал в их поведении элемент игры или розыгрыша, но имел основания считать, что все это осуществляется лишь для того, чтобы развлечь ребенка. Я представлял себе взрослых висящими в состоянии анабиоза, из коего выходят они лишь в минуты моей близости.

Будущее показало, что я был прав, но сейчас не о том.

Я не знаю, кто они, из чего состоят и что у них на уме. Полагаю, что с самого начала поразила наш городок эпидемия лопастей - я говорю, возможно, о тенях, которые отбрасывают лопасти ветрогенератора. А может о бликах на брусчатке? О багряных отсветах черепицы, которую после деконструкции старого овина свалили в бурьян? То, о чем нельзя допустить даже мысли, свершается и обладает силою над сердцами нашими, над думами и над закономерностями, лежащими в основе движения наших тел.

Когда начались эти события, месяца три тому назад это было, - они пришли за моими соседями - бедняги жили через улицу, вон в том особняке. "Какие-то сатанисты, меня это не касается." - Говорил я себе.

Действительно, раз или два я видел девочку-подростка, переходившую улицу, на малышке было черное платье, а старенький фольксваген, в который она садилась, был разукрашен готическими виньетками.

"Встреча готов и эмо - Летние Ночи 2011", - с улыбкой читал я на обрывке плаката, оброненного то ли девочкой, то ли ее братцем.

Когда за ними пришли, я отвернулся от окна, направился на кухню и сделал себе яичницу. "Ты платишь налоги, Томас, - увещевал я себя, - и значит можешь себе позволить провести время перед телевизором, тебе нужно отключиться."

Утром от моих соседей не оставалось даже воспоминания. "Постой, тебе не полагается помнить о них," - на такой мысли я ловил себя, проходя мимо. Как и все с нашей улицы, кто шел в то утро, я сосредоточенно глядел перед собой, подсознательно, наверное, боясь, что окликнут, как бывает, если и правда задумаешься, не замечая работающего по саду знакомого.

В следующий раз они пришли за Убийцей, жил у нас один такой, знаете, он был внешне безопасным, но я до конца уверял себя в том, что "им виднее, за кем приходить". Казалось, что многие, также как и я, вздохнули с облегчением, "наконец-то прекратятся кровавые жертвоприношения на нашей улице". Потом по домам ходили темные личности, их раньше здесь никто не видел. Впрочем, не видели их и теперь. Они только звонились, оставляли на крыльце кровавые останки и исчезали.

"Пойди лучше на коммунальный праздник, Томас, потанцуй и попей пива." - Я продолжал бодриться, несмотря на то, что произошло и продолжало происходить на глазах у всех.

После этого они пришли за печными трубами. "Это нормально, - уверял я себя, - нельзя не пускать в дом трубочиста, предпринимающего штатную проверку. Только не сейчас, Томас, не уходи в себя, не пытайся ускользнуть на задний двор, а пойди и открой дверь."

Я впустил в наивном своем психологизме этого трубочиста и позволил забрать дымоход - тогда мне казалось, что это ерунда.

В следующий раз они пришли за четными предметами и я успокаивал себя тем, что всю жизнь занимал нечетную сторону - ходил по тротуару со стороны нечетных домов, садился в нечетные транспортные средства, и даже в паспорте моем был номер без единой четной цифры. "Меня это в любом случае не затронет и продлится недолго."

Теперь я понимаю, что все мы, похоже, ехали в одной лодке. Как малой рыбешке никуда не деться от бочки сельди, и как крупица пороха не останется равнодушной в момент попадания искры, так связаны были и мы порукою сноповязания единого содружества. Когда они пришли за мной, не было никого, кто сказал бы "нет".