Песня пчелы

Бархатистое, почти черное полотно сонно вилось в ледяных берегах. В холодном тумане вспыхивали и шипели огни. Зимняя прелесть пейзажей томила мой взор, но внезапно стало во рту моем кисло и услышал я звон; знойных пастбищ сладострастный гудеж задел меня.

Замерев от наслаждения, я стоял в дверном проеме обоих пространств и времен, и в ухо вливалась песня святого коровьего бубенца. Вот и ласковая пчела грузно осела, защекотала лапками по плечу. И вспомнил я давно минувших дней пчелу, что опускалась на ладонь.

Это было в небольшой сельской церкви, где пастырь яростно орет и пляшут девочки, доящие буйволиц и под узду могучего коня ведущие к воде. Пчела опустилась на мое плечо и я распростер руки, сияя улыбкою, и двинулся к алтарю непосредственно по молитвенно колышущимся головам прихожан.

-Нам больше не нужны прикрытия всех этих людей, мы выходим показать нашу истинную форму! - Начал я свою проповедь.

Много лет прошло с тех пор и даже не счесть сколько раз убывала луна, но песня пчелы по сей день осветляет суровый мой вид и нить златую в пепельные власа искусно вплетает.

Сегодня-же случилось нечто удивительное. Еще в начале зимы многие из тех острых глаз и умов отметили внештатность ситуации, словно не загорами было окончание сна. И когда он кончился бы, то оставалось сказать:

-Мы видели явь, и эта явь покинула нас! Или это был сон?

Так или иначе, томимые предчувствиями, люди пачками лезли в петлю и я был счастлив оттого, что вижу эти нежные волны самоубийств. Но, как говорится, всякому коту приходит своя масленница - пришел и мой час встретиться с петлею времени лицом к лицу.

Я сделал шаг и зимняя сказка осталась за спиной. Вокруг лежало поле, полное цветов и поцелуев, которыми одарят своего хорошего друга полудницы. Звук колокольчика летел, сплетаясь с песнею одной межзвездной птицы - я называю ее жаворонком, - как стрелка компаса изысканно дрожа. Подобно всегда идущему за стрелкой компаса магниту, я двинулся на звуки колдовские и вышел вскоре к дому своему, который утопал в благоухающем кипении страстей и песнях гусляра.

Примерно в тот-же день я написал заметку о бубенце и стал дожидаться зимы, чтобы вновь вернуться к началу. Вот в этом полугодии и прожил я порядка ста сорока тысяч лет.