Обитаемый остров яви

Исчезновение яви, о котором было сказано немало слов, теперь признано свершившимся фактом, действие которого уже не обратить. Вы наверняка помните, как это начиналось - сначала исчезла часть цветов, наподобие того, как это происходит в испорченном телевизоре. Затем пропали отражения - мир поблек без зеркального блеска, сделался на удивление матовым. В этой матовости стали появляться битые пиксели. Множась, они разъедали картинку, доводя ее до состояния паззла, элементы коего оставалось только перемешать и раскидать по ветру.



Остался остров в пустоте, а дом мой, по необыкновенному стечению обстоятельств, был пересечен границею небытийного мрака. Так что, когда я выходил на балкон, то по левую руку внизу виднелся угол тротуара и проезжей части, наискось которой пролегала линия размежевания. Когда случился отказ мира сего и явь перестала занимать в нем то доминирующее положение, без которого еще вчера нельзя было помыслить порядка вещей, балконные перила обрушились от неравномерности действовавших на них сил - и слава Богу, что квартира моя расположена на втором этаже, потому что, имея склонность к головокружению, я боюсь высоты и ни за что не вышел бы на балкон, который не защищен перилами!

В результате этого удивительного совпадения, я смог, благодаря судьбу за то, что живу столь близко к поверхности земли, использовать веревочную лестницу. Дело в том, что наружняя дверь моей квартиры исчезла и коридор, начинающийся напротив кухни, не имел ни продолжения, ни конца. Тем же путем - через балконы - пробирались на улицу и другие жильцы. Из пяти оставшихся во вселенной квартир две пустовали, в других же теплилась кое-какая жизнь. По-счастью, на островке яви сохранилась часть продуктовой лавки, обеспечивавшей снабжение самыми необходимыми продуктами. Я видел в окне тени спускавшихся и поднимавшихся по веревочной лестнице жителей, которые со временем свыклись с камерностью вселенной.

После катаклизма протекла неделя, в течении которой сосед с пятого этажа, не покладая рук своих, предпринимал безуспешные попытки восстановить связь с тем, что он убедительно называл окружающим миром. Однако, его работа не помешала жизни за эту же неделю войти в нормальное русло, хотя что значит нормальное? Спокойнее она сделалась что-ли и безопаснее, размереннее в стоячей воде омута времени. Каждый из нас в глубине души ощущал не только травматическую потерю цивилизации, но и утерю экзистенциального страха, как если бы человек, заточенный пожизненно в каземате, мгновенно расстался с волнениями, которыми чреват помысел о будущем. И вот, такой человек обретает хороший, здоровый сон, а спустя пару дней научается культурно отдыхать, поплевывая в потолок, и никуда отныне не нужно ему спешить, даже в узких рамках собственной мысли - за упущенной идеей не бросится он сломя голову, а махнет рукою, предпочитая погрузиться в безмысленную негу.

И все же окружавшая наш безопасный остров темень была похожа не на защитную стену, а скорее на огромную зияющую брешь. То была брешь, впрочем, в хорошем смысле молчащая - при ней был покой, покой, которого не знало и не терпело воображение, в былые времена опиравшееся на нескончаемые потоки входящей и исходящей информации.

Обретя покой, я привык подолгу останавливаться на краю балкона, в кристаллическом безмолвии глядя на камни, но едва-ли их видя. Как-то раз, раскурив длинную трубку, я обратил внимание на фигуру гиноида - очаровательная островитянка стояла под балконом, доверчиво и столь же терпеливо глядя прямо в мои глаза. Откуда она появилась? - Не вопрос: пришла из пустоты, где много еще неизведанного, много незаконспектированного мудрецами нашей полуразрушенной пятиэтажки. Бедняжка питалась, в силу природы своей, смертью, скрываясь за кисеей очевидного и ловкими бросками настигая оттуда свою жертву, чтобы так же ловко скрыться, оставив свидетелей в полном недоумении. Сегодня в мире этом не было больше смерти - или ее сделалось крайне мало, что статистически было равносильно тому, что ее вовсе не стало, но хищница продолжала голодать, ее организм развивался по единожды заведенному сценарию и для развития своего требовал строительных кирпичиков: такими кирпичиками были смерть, деградация и разрушение.

"О как же ты очаровательна своею миловидностью." - Подумал я, но вслух ничего не сказал, ибо урок безмолвия был усвоен мною уж очень хорошо: актеру в театре для выражения коммуникации требуется слово, обмен которым складывается в диалог. Цивилизация множественности приучила нас некритично подходить к диалогу, считая его само собой разумеющейся данностью. Мы привыкли мириться с тем, что в художественном кино актеры ведут между собой беседу: визгливую игру смысловой нагрузки придыханий и постанываний, щелчков и гортанных всхлипов, хотя на все это мы могли бы сказать: "стоп, что-то тут не так, почему они подробно говорят о том и о том?" - Нас всегда должна была томить эта зависимость от гласного слова, но мы боялись остаться в безмолвии и покорно соглашались с реальностью коммуникаций. Теперь же, когда мира яви осталось безнадежно мало, я осознал, что для совместного пребывания двух живых сердец в одном мире нужно что-то большее и в то же время меньшее, чем обмен любезностями и формулами этикета. Есть иные способы изъявить свою расположенность и признать факт существования любви, связующей все сущие элементы: в безмолвии простираются гибкие линии сил, как пальцы, достигающие чувственных мембран избранного партнера совместного бытия, и цепкие коготки без слов вещают красноречиво и сладко, как златые уста.

И так воцарилось безмолвное согласие в том, что касается союза наших сердец и заговора против остальных жильцов: я брался доставить моей избраннице смерть, она же обещала мне отдать жизнь, которую искусно сплевывает сквозь ласковые зубки, как человек сплевывает вишневую косточку. Реальность показала, что хрупок, хрупок баланс миропорядка: там, где есть преобладание жизни, всегда происходит предательство, сосед восстает на соседа, на соседку, заламывая той руки в темном чулане, и наконец чаши весов замирают в вечном покое - только так достижима вечная нега взаимосоизмеримых величин, остающихся в безмолвии друг напротив друга навек, навек.