Пассажиры последнего вагона мертвы

Злые силы давали понять, что последний вагон подземного электрического поезда следует в ад и мертвых в нем катается побольше, чем бывает живых. Когда голос милых сил донесся до моего слуха, я невольно ужаснулся и медленно огляделся вокруг себя. Кем были все эти люди? Мне следовало и самому догадаться, что сновиденческие попутчики мои мертвы, и не моей бритвенно-острой способности суждения сетовать на недостаток информации! Я много лет садился в последний вагон, чтобы полюбоваться на субгравитонные люминофоры за стеклами, напоминавшие мне тот неизбывный свет, свечение зудящего марева, когда отроком хоронился в утлых лачугах, в колыбелях человечества, этих своего рода лифтах, что везли меня от небытия к небытию на другой ярус того здания, здания, в котором кормили меня и поили червячками да букашками хорошенькие кельнерши, под маской которых могильная стужа.

Могильную стужу я чуял под маской, когда на устах моих плавился металл, металл, и видел лицо лицом к лицу лицо к лицу лицом лицом, погружая свой длинный язык в первобытную слизь, а попутчиков принимал за каких-нибудь служащих, едущих по своим делам. Я нисколько не думал, что им может быть не по-себе при виде целующихся пар, но если они действительно были мертвыми, то сколько сил прилагали, чтобы подавить вопль, полный безысходного отчаяния:

"Ах, они начали мучать нас еще до прибытия в инферно!"

Но разве мы мучали их? Наверное нет. Признаю, что убил их, да я лично оборвал нитки, вытащил их из темноты, эти клубки, и разрезал финским ножом, который размером-то с ноготь или поменее того, но ежели можно было в чем-то обвинить меня, то лишь в том, что давал им мало тепла, душевного тепла и внимания, а ведь ехали они, стояли как усердные декорации, изо всех сил своих изображая живописно живых!

-Господа, - обратился я к попутчикам с улыбкой, - вы наверное уже догадываетесь, что этот вагон следует в ад, а все вы умерли - кто от старости, кто потому, что я этого хотел. Но вас никто сейчас не мучает, нет.

С этими словами я помотал головой и сделал рукой отрицательный жест, наблюдая за мертвецами, поняли-ли они суть благой вести.

-Сейчас мы все просто катаемся в этом вагоне и занимаемся своими делами. Но поскольку вы видите нечто очень хорошее, меня, и напуганы этим, то я решил вознаградить вас всех, вы по-праву заслужили компенсацию.

Я с выражением покачал головой и сделал рукой утвердительный жест.

-Посовещавшись, мы - я и они - решили дать вам вот эту медную копеечку, как полагается просящим. А в ваших лицах я читаю мольбу, мольбу. Как у цыганят, снующих по вагону.

Я опять покачал головой и сделал сразу обеими руками по утвердительному жесту, поясняя сказанное, а потом заговорил громче.

-Возможно не все из вас говорят на нашем языке и потому я говорю громче и медленнее. Теперь понимаете? Мы решили дать вам копеечку. Поделите ее между собой не по-лжи.

В воздухе передо мной возникла копеечка, на которой я сфокусировал взгляд, стараясь уменьшить напечатанное на ее обеих сторонах лицо. Дело в том, что все эти несчастные пассажиры до сих пор верили, что не смогут увидеть большого. Мне было нужно, чтобы копеечка пришлась впору каждому из попутчиков.

-Теперь она видна каждому! - Торжественно объявил я. - Разбирайте копеечку и храните ее при себе у сердца, чтобы когда в ад прибудете, согревала вас - будь вы пылью или световыми обезумевшими огоньками. И ежели пыль развеется, копеечке не раствориться - быть ей вечной - моей хорошей копеечке, которую даю вам сейчас.

С этими словами я трансфигурировал субгравитонные люминофоры за стеклами, потому что пора было уже возникнуть моей станции, где пути мои с пассажирами навсегда разойдутся - или по-крайней мере до следующего последнего вагона.