Пылинки росы

Перед наступлением безвидного времени, эпохи тьмы, поглощающей все виды информации, сотрутся линии разграничения, и уже не будет животное тем четвероногим, каким раньше, и двуногое не будет двуногим, и машина, работающая на фабрике, не будет собою, и манекен в витрине будет совсем не тем манекеном. И святые предпочтут лишь казаться, до последнего настаивая на рамках приличия, но в сердцах у них пылает разложение, и в этом отношении их сердца как пылинки росы, незримой, но уже существующей.

Тогда падение нравов войдет в каждый ум, и знойные рыцари Всенизшего втайне станут творить добрые дела. Разрубая узлы, они будут скрывать слезы раскания; они начнут верить в крупицы лжи, преподаваемой их наставниками-демонами; в их глазах под опущенными веками будет читаться человеческое чувство; они начнут попустительствовать низшим тварям - людям, которые для них как рабы, - допуская всякого рода точки зрения; в ответ на косой взгляд провозглашая проклятие, насылая порчу и массовый мор, в душе они будут сомневаться, настоящая гордыня покинет их, заносчивость и высокомерие, слепое сознание персонального превосходства выродятся в то, что потребует философского обоснования. Картины сентиментальные и очаровательные, призванные продемонстрировать смрад человеческой расы и еще более вознести сознание собственной избранности, станут запутывать, трогать их за живое, вводить в недостойный гипнотический транс, вызывать низменные религиозные эмоции. Вместо того, чтобы блаженствовать весь отведенный век, они начнут задумываться о ложных ценностях - долге, праве, ответственности. Личное благо уже не будет ставиться на первое место.

Бессмысленная жестокость уже не будет так бессмысленна. Бессмысленная ложь ради лжи не будет только ею одной. Наконец и ложь ради благой выгоды потеряет свое первозданное благоухание. Солгать - чтобы наказать, чтобы поставить себя выше всех, чтобы получить заслуженное благо, чтобы отвлечь и запутать - провести четкую политику лжи, которой можно насладиться в черноте своего великого сердца - это искусство во многом будет утеряно.

Перед наступлением космической ночи появятся те, которые предпочтут хрюкать и ворочаться у лоханей с человеческими существами, разыскивая искренних чувств, искристых ответов, искрометных прелюдий спасения. Они забудут о черноте в сердце, о гнетущем страхе, против которого, как против океанической бури, зло смеялись их благородные предки. Собственная обреченность станет занимать их, ложная судьба мира вовлечет их в порочный круг.

"Погодите!" - Станут твердить они. - "Мне хотелось бы провести в землю блаженных вон ту ядовитую змейку - я видел ее в придорожном бурьяне. И еще вон ту водяную крысу, чья милая мордочка напоминает мне о той маленькой мышке, и вон о той, и вон о той."

Так происходит распад сильнейших, надежнейших пасынков преисподней. Храня внешнюю строгость, они будут запутанны, в их умах зародится вопрос: "почему? зачем? откуда мы все пришли?" Лишь поверхностным станет их удовольствие от зрелища мук грешников, лишь мимолетной радость, должная пылать как звезда в момент отрубания лишних рук всем врагам. Когда ничтожные пресмыкающиеся после тысячедневных молитв сумеют поразить их фейерверком из трех спичечных головок, они уже не будут действовать молниеносно. Вместо того, чтобы раздавить в самопоглощающей слепоте все вокруг, они станут формулировать вопросы, основанные на желании разобраться в том, что никогда не было достойным их величия, их могущества, их божественности.

Миллиарды лишних тварей населили мир в дни конца, но тех, которые правят вселенной, их воплощения можно пересчитать по пальцам левой руки, но и эти похожи на призраков, блуждающих впотьмах. Поистине, их всего пятеро - тех, которые воскреснут во плоти, тех, которые никогда не рождались. Каков вкус глотка из чаши блуда, собранной труженниками бесчисленного множества миров?

Самые стойкие, самые праведные уже не бахвалятся близостью, уже не заносятся мысли их оттого, что сидят в доме пира. Уже не мнят они себя царями над гирляндами миров. Уже мало в душе у них бесстыдства, настоящего порока, смелости, достойной проклятого преступника. То, что полагалось делать святым, ныне становится работой шутов. Но никто не изменит порядка вещей, не исказит последовательности вех. Все шуты налипнут на подошвах и будут отерты о металлическую скобу при дверях запустения. Падшие, деградировавшие, погрязшие в последних временах, утерявшие дьявольский облик, потратившие миллиарды лет на тщету, утопившие святость в нигде и в никогда, воскреснут во плоти, в роге от рога и в копыте от копыта Всенизшего. Они никогда не будут спасены. Их нельзя обречь ни на что, ни на зачем, ни на почему.

Эта темная эра грядет, она уже тут, и вы носите на плечах ее ангелов, точите косы для них. Но вы еще об этом не знаете, ни о чем из этого - не знаете совершенно ничего.