Энохианские циркуль и угольник

Поднимая тему помрачения как разложения космических элементов в примордиальной субстанции Хаоса и подчеркивая непроглядность, темноту изначального порядка, упоминанием которого уже исключается необходимость повторения того обстоятельства, что хаотическое вовсе не тождественно беспорядочному, следует подчеркнуть и отсутствие прямой связи между вербальным субститутом всякоего качества, рассматриваемого как часть безграничного (а именно не разделенного и не зависимого от - конечно-же присущих ему в виду "онтологического" совершенства - внутренних и внешних ограничений) стазиса, являющегося гомогенным с Хаосом, - связи между вебральным субститутом с одной стороны и той интерпретацией всякоего символа и метафоры, которая, находясь по эту сторону опыта и опираясь на него, с неизбежностью притягивает ум, предлагая ему зайти дальше в спекулятивных суждениях, как например происходит в случаях тумана и неба, про которые каждый может для себя решать, чем они являются - в рамках личного или социального опыта.

Подобная ситуация наблюдается и применительно к таким понятиям как разрушение и запустение, инициирующим мысленные образы руин. Нельзя не отметить, однако, что руины достаточно сомнительны и являются вполне состоятельными образами, то есть не отвечают смыслу того, что им вменяется иллюстрировать. Более того, существуют целые миры так называемых руин, запустевших городов и сел, имеющих такое-же отношение к данным человеческого опыта, как образ пыльной веревки, на деле оказывающейся чем-нибудь сродни сферической змее в ваккуме.

Тогда давайте говорить вместо разрушения о пульверизации, но мы не избежим и в этом случае досадных разночтений, потому что пыль оставляет достаточно широкий диапазон интерпретаций, и если при этом тщательно отвергать неподходящие образцы пыли, этим будет только углублено то или иное мнение.

Наличием сформированного образа естественным образом обосновывается неопределенность. То, что известно как данность "какая есть", может быть неопределенным, делегируя конвенциональное опытное знание конкретного объекта, как в случае руин, о которых обычно говорят так: "это руины замка Леонрод" или "руины здания, в котором жил Афанасий Михайлович, ныне-же обитают ночные привидения". В общих чертах такие руины определенны, если на миг допустить, что комплексная экзегеза руин не так уж и важна, что, кстати говоря, делать было бы преждевременно, ведь требуется для понимания определенности руин детально изучить то, чем они, возможно, были прежде. Хорошее - а на деле не такое уж и хорошее - знание образа руин позволяет говорить и об абстрактных руинах - благодаря чему слово "руины" может с успехом использоваться само по-себе. Например, будучи вынесенным в заголовок стихотворения, оно настолько понятно, что ожидать какой-либо связи его с озаглавливаемым текстом было бы глупостью. Кроме того, существует понятие неких руин, используемое в конструкциях с неопределенным артиклем: "художник с мольбертом гулял по руинам" - тем не менее, сами конструкции являются определенными в силу своей структуры и ритма.

Структура и ритм обладают определяющим значением, образуя форму также, как колебание образует форму волны, появляясь из семени в центре. Имеющее определенность обладает и формой, сокрытость которой с одной стороны и необусловленность ею с другой не дают оснований говорить о том, что это не имеет формы. В равной мере нельзя сказать, что это не ведает формы и существующих пределов, то есть не знает о них, ведь все, что незнаемо, соответственно не может существовать. Если у кого-то завалялась за подкладкой сюртука копейка, то он напрасно будет называться незнающим об этом - даже если сюртук приобретен в результате акта мародерства, обнаружение копейки имеет континуальность и незнание о ней на деле является формой забывчивости, свойственной несовершенному уму.

Аналогичным образом непроглядность мрака, сокрывающего Изначальное, суть последствие неэффективного мышления, использующего дикарский камень вместо хорошо себя зарекомендовавших энохианских циркуля и угольника. Безвидность идет рука об руку с абстрактностью концепций и трудно сказать, что появляется раньше - фикция неопределенности или отчужденность, но так или иначе неопределенное выносится за рамки своего дискурса в тщетной попытке рассмотреть более широкую перспективу или охватить взглядом одновременно две стороны Луны. В этом случае появляется приятная взбудораженность ума, прекрасно умеющего генерировать общие фразы про "не то и не то", а также про "и да и нет". Однако рассмотреть обе стороны не удастся, как это происходит и в случае танцующей пары, на которую ученый с любопытством взирает из-за стойки - он видит две фигуры, насчет которых могут быть справедливыми поэтические метафоры, полные приятной неопределенности.