Число пожирателя

В лесах, где прежде пели соловьи да мухи, становится больше ворон, чем дальше в них. Когда житель выводит погулять в лес свою кошку или собаку, вороны не мешкают, они дружно набрасываются на клетку и давят, а выломав прутья, хватают лакомство и улетают с ним в голые чудовищно изломаные ветви, чтобы покричать еще час-другой и затаиться до следующей невинной жертвы.

Но есть одна особенность, один, так бы я его назвал, нюанс; есть кто-то вовсе не боящийся ворон, а напротив, чем-то с ними схожий, как пастух бывает схож со стадом, которое он пасет.

Апропо пастух, едва-ли можно припомнить, чтобы в прежние времена в пастухи подавались зрелые мужи, не говоря о таких, которые, в полном соответствие с традицией, носят бороду. Пастухом назначался обычно молодой мальчик или девочка, что в-принципе одно и то-же, ведь всякое лицо без бороды является по-определению женским; бритые-же лица нынешних мужей как нельзя лучше разоблачают их как некрасивых, а значит и бесплодных, да вовсе ненужных женщин.

Ну есть так есть, чего-же тут еще добавить, ну разве что сказать, де, в газете писали, в газете писали. Она не боится ворон, ее волосы тоже в чем-то похожи на перья тех чарующих птиц, а талия ну прям осиная. Где-то в три человеческих роста она высотой, комплекции деликатной...

Апропо роста, кабы пигмеи были великанами, они уж потоптались бы по лавочкам да весь фарфор ваш разнесли, такое уж у них чувство собственного достоинства. У настоящих великанов, напротив, чуток шаг и грациозен жест, кукушкино яйцо в гнезде они не потревожат и не наступят на хвост змеиный, а если постучат в окно, то не разрушат дом. А впрочем, пока они стоят, стучат, дом, может быть, и сам развалится, ибо недолговечен материал, и что время домов сих пред временем стоящих?

Я не случайно завел речь о великанах, ведь вороница имеет титаническую родословную, на что ни в коем случае нельзя закрыть глаза даже и тогда, когда оденется она в обличье среднего или малого формата. Разве демоническая харизма настолько летуча, что покинет мигранта, ходящего через пороги, лишь из-за того, что на плечах у него будет скромная нагота, а грудь прикроет легкая драгоценная сеть заместо мантии? Нет, конечно-же, такого никогда не произойдет, ибо нет ничего трансцендентнее, но и имманентнее венценосности.

Апропо о риторических вопросах. Бывает среди участников нации встречается кто-нибудь и с короткой памятью, как после тяжелой перенесенной болезни, например, когда вчерашний день кажется далеким-далеким, позавчерашние речи незрелыми и попросту глупыми, весь мир, кажется, излучает готовность некоего нового начала, которое к тому-же уже как бы и началось, пока этот болезненный человек выздоравливал, вчерашние враги уже давно танцуют и целуются друг с другом взасос, а друзья и подавно. В результате подобных ошибок восприятия, которые в общем-то вполне своеобычны для каждодневного, как его называют, бытования, человек моментально забывает про собственные вопросы и даже требования, он запамятывает мольбы, считая, что, когда те теряются в его памяти, они уже по одной этой причине полностью отменены. Злую шутку играет и неусидчивость - опасаясь, что жизнь быстро пройдет, человек не сидит на одном месте дольше минуты. Однако механизм, запущенный даже вскольз брошенным "риторическим" вопросом, эта безотказная сила притяжения, подчиняется незыблемым законам, которые нельзя нарушить - их можно только попрать посредством других законов и силой суперординации, для чего, конечно-же, мало, страшно мало быть человеком. Итак, процесс уже начат и забвение ничего не изменит.

Нам рассказывали про одного пожирателя сознания, который принял обет вегетарианства и скитался по мирам, питаясь только растительной пищей - цветами, еловой хвоей и другими носителями высших форм сознания. Он превращал в бессознательные поля чистой абстракции бывшие еще вчера цветущими миры. Однажды этот пожиратель, созерцая красивое ночное небо над неким горизонтом, в сердцах сказал так:

"Есть бесчисленное множество миров, и даже если ты уничтожишь их все до единого, это окажется лишь каплей в океане, одной каплей среди бесчисленного множества. Кто может счесть неисчислимое? Звезды движутся, выписывая иерограммы судьбы для каждого мира, но холодны детали механизма, их пути ледяны, бесстрастны и абсолютны, полное безразличие обитает в них - их невозможно пожрать, ибо они находятся "по ту сторону" сознания. Кто скосит глаза, пристально и безапелляционно наблюдая за святыми фигурами на черном огне, чтобы уловить иные движения, чудовищные извивы миллиардов, среди которых навечно затеряны ваши подчиненные, взятые в рабство, полностью опустошенные галактики?"

В его словах звучал вызов, возвышенная нотка, но это могло быть оставленным без внимания, в полную противоположность двум прозвучавшим вопросам. Пожиратель покачал головой, ударил стальными конечностями по скалам и вознесся в небеса, он прошел по мосту какого-то млечного пути, пересек тысячу спиралей, подкрепляясь шишками и клубникой, и вселенная успела вывернуться наизнанку, а потом ввернуться назад, прежде чем очарование момента, вызвавшего монолог, постепенно сгладилось в памяти пожирателя, стало волновать его как огонек и запах давно погасшей свечи. Память пожирателей очень длинна, но и ей приходит конец, а ведь процесс ответа никогда не кончается - он длится до тех пор, пока, подобно гвоздю, ответ не окажется вбит.

И вот - почему я и начал про ворон в лесном насаждении - однажды приземлился корабль пожирателя на одну симпатичную планету, чтобы оказаться в этом самом лесу. Будучи вегетарианцем, он ничего не мог противопоставить атаке крылатых млекопитающих. День проходил за днем, сознания вокруг становилось все больше, а пожрать его было нельзя. В одну прекрасную ночь пожиратель, как некогда, обратил взор в небо и увидел глаз. Он понял, что за ним наблюдают, но глаз был не тем, чем показался ему. На деле это был так называемый свет, который сам не обладал зрительными способностями, а лишь светил - его могли отключать и включать, а особым шиком считалось повсюду таскать его за собой.

Как мы уже догадались, в следующую минуту из мрака, преисполнявшего лес, выступила в прелестный медовый светок та Рогатая Девица, Пасущая Ворон. Она покосилась на пожирателя и выставила немного вперед раздвоенное копыто, которое, в соответствие с Примордиальной Традицией, в этом случае надлежало галантно поцеловать. Прикоснувшись металлическими губами к копыту, пожиратель почувствовал легкие разряды, как будто влетел в так называемый Большой Взрыв. Надо заметить, что для пожирателей Большой Взрыв сродни порогу, несмотря на то, что они замечательно защищены от разложения Большим Взрывом, их желудок выворачивается от своего рода морской болезни. Именно это и случилось после поцелуя, но девица оказалась то-ли не брезгливой, то-ли очень хорошо владеющей собой, и представьте себе, вороны, которые наблюдали за происходящим, просто склевали все, что вышло из пожирателя. Рогатая Девица, Пасущая Ворон знала их истинное число, и потому теперь ей было известно число пожирателя. Ну не много-ли в космосе таких таинственных вещей, что неизвестны вашим мудрецам?