На девяти холмах

-Чтобы уяснить фундаментальные парадигмы, обосновывающие наше существование, вам следует посетить холмы. - Закончил свою вступительную речь старейшина и протянул мне папирус, над которым пускал слюнки самый именитый картограф. На бумаге столь удивительно совмещались разводы этой не то слюны, не то секрета слезных желез, с теми характерными для географии геометрическими фигурами, что на создающийся рисунок желалось поневоле глядеть, не отводя очей ни на мгновение и не думая более ни о чем.

-Девять холмов. - Терпеливо прокомментировал старейшина происходившее на поверхности карты и длинным ногтем описал в воздухе перед собой сложную линию.

-Но я не видел никаких холмов вокруг поселения. - Признался я. Тогда старейшина спокойно улыбнулся.


-Все верно. Вам могло показаться, что это низины окружают наш град, который и сам находится на дне весьма темной океанической впадины, но не все то, что кажется, отражает реальную суть вещей.

Итак, разузнав дорогу, я выдвинулся в путь и вскорести достиг тех благословенных девяти холмов, где глазам моим предстала неполная дюжина гиппоморфных демониц, смысл занятия которых ускользал от моего понимания. По-счастью, за мною послали группу сотрудников деревенской сыскной службы, дабы я своими действиями по незнанию не причинил вреда, и вот эти сыщики пришли на помощь в сложившейся ситуации.

-Это дикие мары. - Объяснил один из них, не глядя кивнув на демониц.

-Дикие? - Я удивленно поднял брови, потому что мне красотки показались совсем ручными.

-Да, они милашки. - Согласился соглядатай. - Но я подчеркиваю, что, выглядя ручными, они де факто представляют дикую силу. И сила эта разъярена так что просто пиши пропало.

-Разъярена? А мне она показалась в добром расположении.

-Существует много определений добра... - Уклончиво парировал второй сыщик. Третий развил эту мысль:

-Сегодня мы можем перечислить, как минимум, три взаимопересекающиеся категории, а именно: "добро", "благо" и "нечто хорошее". В широко распространенных концепциях "добра и зла" понятие "добра" склонно не только мигрировать между этими тремя областями, но и куда чаще оставаться вне точного определения.

-Понимаю. - Я серьезно кивнул. - Кроме этой трудности, есть и языковые барьеры, из-за которых доносятся к нам обманчивые интерпретации. Возьмите немецкое Böse и анлг. Evil, которые не только не означают одного и того же, потому как не могут разные слова означать нечто одинаковое, но и не совпадают с известными в наших родных пенатах фразеологизмами и лексемами.

-В том-то и дело. - Стражи порядка сделали над собой усилие, чтобы не ввязаться в языковедческую дискуссию, перспективы которой, как видно, тронули их за живое. Вместо этого они предложили вернуться к осмотру девяти холмов.

-Эти разъяренные дикие мары сейчас беременны. - Заетил один из них и выжидательно уставился на меня.

-А мне они не показались беременными. - Я покладисто пожал плечами. - Напротив, они такие стройные и прыгучие, что я просто не могу, так и хочется подойти попросить подержаться за колено.

-Но одно другому не мешает, - с улыбкой отвечали мне, - подойдите и попросите, если так хочется, но тем не менее, они беременны, а то, что вам показалось легковесием, является внешним обличием монументальной весомости; стройность же, достойная наивысших фотомоделей с подиума, формирует декорацию полноты, которая присуща кеноме.

-Сейчас внимание... - В один голос воскликнули они. - Дикие мары на верхушке девятого холма в ярости разрешаются от бремени, предпринимая тяжелые роды!

Я пристально взглянул на танцевавших в низине, но, сколько ни наблюдал, не заметил никакого разрешения. То одна, то другая легко поднимала копыта в поистине дьявольском прыжке.

-В прыжке этом разрешаются девы сыном светоносным. - С благоговением пропели сыщики.

И увидел я, что, когда в танце своем они совершали приятно колебательное движение крупом, слегка оттопыривая его и при этом чиркая острым копытцем по воде, которая от этого начинала искриться, то их танец, казавшийся доселе беспорядочным, на мгновение соединялся, как кристаллизующаяся субстанция, темными нитями, в средоточии коих набухал тугой и влажный узелок еще большей темноты, чем окружала нас со всех сторон.