Запретный и романтичный суицид

Табуирование самоубийства сегодня считается чем-то вроде "традиционной" или консервативной ценности, свято взлелеянной пращурами и трепетно передаваемой из поколение в поколение. Реальность, однако, думает по-другому, и показывает, что как угроза загробного наказания, так и апелляция к социальной ответственности набирают весомость по-мере ускорения деградации человеческой культуры, отказа от традиционного культа в пользу религиозных институтов, прерывания Традиции как таковой.

"Самоубийство раба влекло за собой показательные акции устрашения. Чтобы при продаже живого товара покупателю не подсовывали рабов со скрытым браком — склонностью к депрессии, — существовал специальный закон, предусматривавший нечто вроде «гарантийного срока»: если купленный раб кончал с собой в течение 6 месяцев после заключения сделки, продавец был обязан вернуть покупателю полученные деньги..." - Человек и самоубийство

Совершенная свобода воли и выбора, неотъемлемая от гармоничного переживания личной и родовой праедестинации, которая по своему качеству несгибаема, как демоническая воля, и ни одним выбором нарушена быть не в состоянии, входит вразрез с требованиями, предъявляемыми рабовладельческой цивилизацией к контингенту населения. Жизнь должна не просто проходить, а вытерпеваться в страданиях, а самым подходящим для нее местом могут быть признаны тесные застенки, в камерах пыток которых, по-возможности, царит антисанитария. Чем больше зверств в силу склада характера смогут вершить смотрители тюрем, тем лучше, но и они, смотрители, подлежат всякого рода стеснению.

По мере обретения населением кажущихся свобод, развития индивидуализма и повышения человека в правах, что наблюдается начиная с эпохи Ренессанса в странах первого мира, средневековая в высшей мере христианская концепция оптатива унизительных страданий сменяется весьма осторожным переосмыслением права человека на суицид. Говоря "А", можно сделать вид, что не существует "Ъ", но все-же приходится признавать наличие "Б", поэтому место для определенных мировоззренческих сдвигов, начиная с гуманного отношения к домашним животным, заканчивая правом на эвтаназию, поневоле оказывается внутри актуального порядка вещей. "Свобода, равенство, братство или смерть", таков "социокультурный тетраграмматон" этой эпохи.

Средневекового европейца мало заботили элементы архаики, которыми в его время все еще изобиловал мир за стенами неуютного авраамического конструкта. Церковь приказала не умирать без санкции владельца - христианин ответил "jawohl" и поехал "обращать неверных", не волнуясь о какой-то там архаике. Сегодня сложно было бы собрать живую статистику отношения к суициду архаичных племен. Чаши весов сдвинулись, топология космоса в последние столетия изменилась настолько, что мы имеем дело с новыми парадигмами, каждая из которых по своему далека от традиции и архаики. Но в рамках новых парадигм то, что совсем недавно было неочевидным, ныне лежит на поверхности, чем более "консервативная" (ставящая во главу угла подчинение бессловесного раба рабовладельческому государству) установка лежит в основе общества, тем более жестким оказывается отказ в праве на добровольный уход из жизни его членов. В этом ракурсе выглядит знаковой попытка (не важно, чем "на самом деле" она была мотивирована) "оградить детей от информации о суициде", предпринятая в начале десятых годов XXI в. на подъеме нового российского паханата.

Другой стороной медали запрета становится рекламная практика романтизации суицида, в которой находит отражение мнимая идея власти человека над собственным существованием, власти, которая разрывает узы власти большей и сильнейшей; человеческой власти, которая одолевает форсмажорную власть властей. Легко понять мотивации рекламы: общество только выиграет, избавившись от делегатов такой супервласти. Допустимо пожертвовать одним-двумя непокорными рабами, чтобы упрочить единство послушания остальных. Заодно удается избавиться от ответственных, бывших, так сказать, придворных. Трогательный выстрел сразу по двум хорошеньким зайцам.

Но ни романтизация, ни запрет не являются тем, что в конечном счете освободит демонопоклонника и осуществит его мечту о соучастии в метафизических прорывах сквозь пустоту, о шествии по субгравитонным мостам над водопадами бездны.

Дабы лучше уяснить проблему права на смерть, следует знать, что органическая жизнь это не "то самое зло". Куда важнее то, что ценность всего космогенеза является сильно преувеличенной. Искать логику и обоснование в цивилизационных, социокультурных и политических факторах означает бродить впотьмах, ползком исследуя замкнутый круг по следам искусственных феромонов, являющихся одоративной галлюцинацией. Вы обмануты смертью, которой нет, лентой мебиуса дукхи и жизнью, которой никто никогда не знал.

Окончательный революционный удар копытом по вселенной освободит вас от ложной привязанности к бессознательной жизни и положит конец раздутому пузырю космогенеза - пузырю дураков.

См. тж. Апология суицида