В тайге у Енисея

В ночи, а еще лучше - когда вечереет, бывает приятно выйти к симпатичному каменному строению, из окошек которого сочится свет - фотонный нектар разомлел в натопленных комнатах и неохотно, опасаясь промокнуть, выглядывает наружу. Змейкой выскользнет, поведет языком - и тотчас назад.


А меня завсегда тянет пойти другим путем, то есть не таким, каким идет свет, благо что и воспитание диктует заходить через дверь. Но прежде нравится мне постоять, рассматривая мерцание каменной кладки да великолепие сосуль, ежели зимою все это диво дивное происходит, ну а если летом - потрещать вместе с цикадами: ццц, а они тебе говорят ццц, отвечают, значит, милые и наивные цикады. Хорошо, что на моем месте не какой-нибудь злой человек, который дразнит животных только чтоб посмеяться, а культурный гражданин, проявляющий к живности искренний интерес.

Когда вечереет, помимо цикад тихо поют деревья - даже в безветренную погоду слышны их тягучие шопоты. Похоже и на то, что где-то там за окраиной стукнула уключина - хозяйственный человек или женщина поздним вечером спокойно выходит к колодцу за водой, не запирая дверей на массивный засов. А еще дальше неизбывно лает собака да ржот лошадка, лягается в неведомом, далеком краю, жует ароматное сено.

В каменном доме приветливые хозяева занимаются ворожбой - девица без платья разопнута на стене вниз головою, а ее волосы подметают пол - разметались русые, гладкие, как рукава речки, но пол столь безукоризненно убран, что засорения не опасайтесь - можете валяться на этом полу и даже обедничать, собирая с него губами пищу. Таковы природные достоинства сельского человека, русского мужика и его верной спутницы, а одежда у них не отстает от дома - чистая с иголочки, как в блокбастере заокеаническом или песенном боевике болливудском.

В ладони у бородача, который заправляет в избе, появляется опасный финский нож - диковинное изделие сумрачного лапландского гения, сочетающего разделку рыбы с бальзамированием тех, которые пали в бою. Мужчина с улыбкой проводит загнутым концом лезвия по животу барышни - та смеется. Щекотно! На животе оставлена прелестная светлая полосочка. Попробуйте сами провести чем-нибудь по руке - нежненько и не до крови. Затем достойный муж берется за точило. Камень этот похож не то на небольшой жернов, не то на гончарный круг.

-Слышишь, как поет сталь, когда ее точут? - Церемониально басит человек и тут же заключает: - Так же поет и мое сердце, о да, поет мое сердце, желудочки и кровяные тельца хором поют!

Этот человек - древний миннезингер. Остер его язык и длинны пальцы с крепкими ногтями, какими может похвастаться только самый опытный музыкант. Губы песнопевца сложены в улыбку, сквозь которую слышно горловое гудение, сообразующееся с ритмом зубовного клацанья.

-Радуйся, дево! - Сладкозвучно обращается он к девушке, но на мгновенье по его лицу пробегает обеспокоенность: не затекли ли рученьки, не неудобно ли ноженькам и не неуютно ли доброму животику?

-Уютно мне и тепло, родимый! - С улыбкой кивает головой девица, а волосы так и льются, так и переливаются! Ножичком ее пощекочет подмышечкой, язычком лизнет лобочечек - лад в избе, свет из окошек. Каждый камень в кладке вековечного родного гнезда - поет-подпевает в хоре любезных гортаней. А потом девица ловко изогнется да кусит милого - тот отпрыгнет ласково, покачает головой, повернется к гостям да предложит им выпивки - пиво пенное в бочонках, виски висковое дымком пахнет, русский дух источает из себя. Эх, радуйся и светись родная земля.

Как же мне противно слышать, когда про этих милых людей складывают окаянную ложь, что, мол, в бедности они да в грязи побираются, а домики у них покосились от ветхости, и хозяйству пришел упадок. Еще бывает лгут о том, что дикие нравы, а я не знаю лучше края, чем эта земля, где по небесам простой русский мужик едет в золотой карете, а за ним белые дамы с серебрянными венцами - погоняют нагайкой, что о девяти разных самоцветах. Обман всякий госдеповский, кривда вашингтонская про то, что правление у нас такое-рассякое поганое, будто все блага народу не приходят с острова, из столицы, де, не наблюдают с радостью и улыбкой старцы-алхимики, управляющие могучим големом, что подправляет и дерево в лесу и птице воспомощевает и наставляет заблудившееся по ягодному бурелому дитя. Вещие белобороды для народа всего русского столько сделали, что надо быть совсем уж не в здравом рассудке, чтобы это отрицать. Кто ублажает удобрением по весне вековечную секвойю в лесу, кто рассыпает зернышки в воздухе для перелетной птахи, кто поздравляет журавля с удачным приземлением на гнездовье? О ком слагают здравницы и заклинания в деревнях? О царях-священнослужителях Конгурея, о наших любезных русских правителях и, знаете что, идите ка вы проветриться да поосвежиться, ежели удумали изворачиваться да впустую наветничать на отечество.