Прирожденный убийца

По слегка заброшенной магистрали движется лимузин. Пока он не прибыл на условленное место, я позволю себе поделиться с вами воспоминаниями - вне всякого сомнения интересными деталями личного опыта прирожденного убийцы.

Сразу же хочу отметить, что началом своей карьеры - а с первых же часов осмысленного существования я решил, что лучшей стезей является путь карьериста - я обязан дальнему своему родственнику по отцовской линии - человеку, линия судьбы которого лежала от нашей бесконечно далеко, да и жил он на другом конце страны - во Владивостоке.


Тогда, в 1980-м году, я увидел по первому каналу государственного телевидения во время просмотра передачи "Клуб путешественников" коротенький сюжет, в котором мое внимание привлекли индийские йоги. Увидел и забыл, как свойственно юному человеку, погруженному в своеобычные молодежные заботы с тревогами.

Итак, однажды у нас на кухне сидел с чашкой чая тот самый бесконечно далекий родственник, имени и фамилии которого я даже не помню - и не хочу вспоминать. За разговором, в коем я не принимал участия, поскольку, как мне тогда казалось, всей душою презирал мещанские пересуды да родственные отношения, нить коммуникации совершенно случайно заплелась таким образом, что у меня вырвалась (я высокомерно проходил через кухню с чашкой горячего кофе) ремарка, посвященная тому самому сюжету из "Клуба путешественников". Я ляпнул что-то про индийских факиров-укротителей змей и глаза нашего гостя моментально загорелись. "А ты знаешь, что йоги бессмертны?" - Заметил он.

Я пожал плечами, но не позабыл этих слов, а в ближайшие дни раздобыл самоизданную на пишущей машинке подборку статей Вильяма Аткинсона. Это очень важный момент в моей биографии прирожденного убийцы. Именно эта книга, посвященная основе миросозерцания индийских йогов, а вернее, одно связанное с живыми существами замечание в ней подтолкнуло меня к действию.

На выходные мы уезжали в деревню - отец мой был во втором поколении интеллигентным человеком. Отец моего отца был сельским учителем. А отец отца моего деда был фигурою таинственной, о которой никто ничего существенного сказать не мог. Поговаривают, до меня дошли такие слухи, что его убили и сделали это в кругу семьи, не вынося сора из избы. Так что я действительно убийца по роду своему, но никакой не самозванец. Просто мне удалось перешагнуть через мещанство и вернуться к корням.

В деревне по субботам топят баню и мне несказанно нравилось это занятие. Я подолгу сидел в топящейся бане, вдыхая сажу и прислушиваясь к гудению пламени в топке. За баней располагался пруд и несколько скамеек, сыгравших в моей биографии важную роль. Однажды я нашел в траве детеныша полевой мыши, а может крота. Этот детеныш был сморщенным голым комочком и видом своим напоминал человеческий эмбрион. В тот момент в моем сознании вспыхнула мысль о живых существах, удивительнейшим образом заплелась и привела к одному судьбоносному решению: я решил, что детеныш должен умереть. И немедленно облил его кипятком, зачерпнутым из раскаленного бака.

Обмирающий комочек лежал на скамейке и беззвучно раскрывал крошечную пасть. Потом он испустил дух и это мгновение стало самым важным в моей жизни, а может и в смерти. Самым важным среди бесчисленного множества звеньев цепи.

...Я остановился в торговом центре - шел, а потом встал, ощутив потребность подумать. Но не сравнительный анализ прейскуранта вовлек мое сознание в тягучую зыбь, а внезапная догадка. Я понял, что что-то пошло не так - может быть в эти самые минуты, а может в начале палеолита, но сейчас шло настолько не так, что сама невозможность помыслить и оценить масштабы несоответствия формировала вокруг непроницаемую голограмму. Это не было сном или было таким сном, из которого нельзя пробудиться, потому что все способы сделать это порождены безумием сна.

Сам образ торгового центра был одним из порождений, я выбрал его среди саморедуплицирующихся моделей не столько для наглядности, а скорее ориентируясь на соображения смыслового и культурного нейтралитета.

Там была лестница - а должна ли была? Я взошел по ней, чтобы заглянуть в обычную, чуть приоткрытую дверь. Скорее всего, служебное помещение, но то, что предстало моим глазам, находилось за рамками допустимого в этой реальности. Сама противоестественность бывшего там определялась исходя из совершенно незнакомых понятий естества - для нас, живущих в этом мире, это вакуум или пустота. Наверное я мгновенно забыл о том, что видел, именно потому, что не мог ни секундой дольше продержаться рядом. Мое сознание сформировало целый ряд примитивных образов, которые заполнили вакуум, чтобы не дать вспомнить о том, чего не должно было быть.

На самом деле я позабыл о мертвом детеныше и вернулся к бане. Конечно, я сбросил его со скамьи и убедился в том, что буйные заросли сорной травы скрыли мое преступление. Потом вернулся к печи, помешал угли кочергой и подбросил несколько свежих поленьев. Но, пока я это делал, за мной наблюдали, теперь я знаю это. Наблюдали из темного угла, с достоинством зависнув в мареве над верхним полком, три лика ужаса, центральный из которых впоследствии неизменно ускользал от непосредственного восприятия. Я узнал, что оба лица справа и слева от центра представляли собой свиту центрального, но по-настоящему система давалась только во сне. Дневное разумение не могло вспомнить наиболее важных, системообразующих (то есть превращающих разрозненные куски паззла в целую картину) элементов того знания или понимания, которым я уже обладал.

Две фигуры представились как похитители душ. Не могу сказать, много или мало получил я от них за душу крошечного мышонка, убитого вне ритуала жертвоприношения, но с того дня все мои дела пошли в гору.

С того дня жил я в паническом ужасе и ум мой стал утлой залатанной лодочкой - подводной лодочкой, выведенной на геостационарную орбиту. Как может лодочка совершать путешествие в вакууме? Каждый день на корпусе появляется какая-нибудь трещина, а ведь вакуум не дремлет. Но тем не менее, дела пошли в гору.

Я думаю, что ничто не может быть совершено без должного ритуала, но сам ритуал вовсе не обязательно дает о себе знать тому, кто становится инструментом в руках его претворителей. Подумайте сами, как можно было бы говорить о том, что убитая душа не встречает психопомпа и не отводится в установленное общим порядком место сбора, если вот оно как: три безупречные фигуры объявились с математической неизбежностью и стали бичом существования моего, моим благословением и проклятием, небесным блаженством, которого я, стало быть, по праву моего рождения не мог быть лишен.

Убийство является сильным наркотиком лишь для тех, кому отказано во встрече с собственной судьбою. Человек хватается за то, что ему в конечном счете доступно и напоевает свою неизбывную жажду - жажду крови, разгоревшуюся в тот самый момент, когда произошло то, что в некотором роде составляет предмет величайшего нарушения в ткани космического порядка. Вселенная не терпит дисбаланса. Можно, "раскачивая", накренить лодку и она даст обратный крен. Пружина распрямится, а маятник даст задний ход. Но лучше взглянуть правде в лицо и, пусть никогда после этого переживание наркотического прихода от убийства не будет столь незапятнанно чистым, как в первый раз, в долговременной перспективе это преобразит вас, я обещаю, куда сильнее, чем изменяет любое убийство того, кто его совершил.

Богиня Кали, которую - вы посмеетесь, но это так - я лишь недавно узнал в центральной фигуре композиции моих похитителей душ, требовательна, но справедлива. Как же так "недавно узнал", спросите вы? - Это меня удивляет не меньше вашего. Я понял это, занимаясь, скорее всего, каким-то посторонним делом, может быть, когда ремонтировал поливальное устройство в саду. Мне стало очевидно, что во снах я всегда называл ее по имени, в то время как днем, обдумывая складывающуюся диспозицию ликов ужаса, оперировал понятием "третьего неизвестного". Не столь важно, сыграло ли шутку со мной так называемое слепое пятно, находящееся в мозгу человека, или что-нибудь еще. Теперь, когда я знаю об этом, моя работа может достичь еще большей эффективности, столкнувшись с которой, меня наконец придушат во сне. Тогда я войду в темную пещеру вечной бани и буду вечно стоять лицом к лицу, грудью к груди и живот к животу с Кали. Это то, чего я желаю.

Лимузин остановился напротив. Расчет был верным - он простоит на месте всего-лишь несколько секунд, но мне не потребуется больше. Заказчик знает, что, если дело нельзя поручить никому и оно в принципе не осуществимо, в том числе из политических соображений, то стоит подумать о прирожденном убийце. Кому-то сегодня придется получить заслуженную пулю.